Лирическое отступление.

ЛАРИСА МАРКИЯНОВА

Лирическое отступление


Так случилось, что Люся влюбилась. Вроде, нормальное явление. Но если учесть, что Люсе было уже 45 лет, у нее было двое сыновей-студентов и муж, хоть и разведенный, но совместно проживающий, то явление было уже не совсем нормальное. А если принять во внимание, что влюбилась она в молоденького героя-любовника из мыльного сериала, то получалась полнейшая ахинея.
Когда неразумные девчонки влюбляются в артистов, певцов или знаменитых спортсменов — то это обычное дело. Было такое в свое время и с Люсей. В восемнадцатилетнем возрасте она влюбилась в хоккеиста Фетисова. Того самого, что сейчас является административной главой всего российского спорта. В то далекое время Слава Фетисов был восходящей звездой гремевшей команды ЦСКА. Был он вихрастым светло-русым парнем, лихим, азартным, знаменитым. Играл вместе с прославленными Третьяком, Харламовым, Петровым, Михайловым. И так тогда запал в душу Люсе, что она не пропускала ни одного матча ЦСКА и сборной СССР. Собирала вырезки и фотографии, где упоминался ее кумир, повесила над своей кроватью его цветное фото. А однажды в зимние каникулы поехала в Москву, пошла на хоккейный матч, чтобы после него подловить своего кумира у выхода. И она действительно дождалась его вместе с толпой поклонников, как теперь говорят, фанатов. И проскочила через милицейский заслон, подбежала к нему, сунула ему в руки заготовленный блокнот и ручку со словами: «Можно автограф?» На что кумир сказал, устало и раздраженно: «Как же вы мне все надоели, ребята!» Вот тут-то пришло отрезвление. Как рукой сняло все наваждение. Люся выхватила из рук Фетисова свой блокнот и ручку, которую он уже было занес над блокнотом, чтобы черкнуть свой автограф, сказала несколько удивленному бывшему кумиру «пока!», повернулась и гордо удалилась.
С тех пор Люся уже никогда больше не влюблялась в экранных и книжных героев. Только в реальных, вполне осязаемых парней и мужчин. Последней ее влюбленностью был ее муж Денис. Чем-то он тоже был похож на Фетисова. Тоже высокий, спортивный, так же торчали в разные стороны непослушные вихры, так же временами прорывался из него азарт и лихость. Жаль только, что с годами весь свой азарт и лихость Денис растранжирил по пивнушкам и разным сомнительным компаниям. К своим сорока девяти годам был он весь какой-то надломленный — сутулый, с угрюмым взглядом глубоко запавших глаз. Ввалившиеся щеки, почти полностью седые волосы, морщинистое лицо придавали ему вид старика. Выглядел он на все шестьдесят с гаком. Может, оттого, что последние пятнадцать лет с переменным успехом боролся со своим алкоголизмом: то он побеждал, то болезнь. И вся его сила, все время и жизнь уходили на эту борьбу. Жили они все вместе, в одной квартире, но, фактически, он жил сам по себе. И если его кто-нибудь спросил бы: «А где и кем работает сейчас Люся? Где учатся или работают твои сыновья?», то Люся уверена, что Денис не смог бы ответить. Не говоря уже о том, что он абсолютно ничего не знал, да и не хотел знать о проблемах, мечтах и стремлениях детей и бывшей жены.
Люся в одиночку покорно тащила на себе весь воз домашних забот и проблем, как это делает подавляющее большинство российских женщин. Она лечила, одевала, кормила сыновей и бывшего мужа; ходила в школу на родительские собрания; ругала сыновей, когда они хулиганили, хвалила, когда того заслуживали; пробивала в профкоме места в детском лагере летом; покупала на Новый год подарки, устраивала дни рождения; делала по мере необходимости ремонт в квартире, готовила, стирала, мыла, убирала. Помогла детям после окончания школы определиться с вузом, помогла им поступить, для чего пришлось ей побегать, поискать связи и сунуть кое-кому в лапу.
Теперь сыновья пристроены. У Дениса второй год идет «трезвый» период. Все вроде пока стабильно. Можно и передохнуть немного перед очередными битвами с суровой действительностью. И Люся отдыхала. Она наконец-то привела немного себя в порядок: сделала в парикмахерской легкую химзавивку, накупила себе разных кремов и лосьонов для лица, рук и тела, стала по утрам делать зарядку, а по вечерам, как все белые люди, стала смотреть телевизор. И вот вам здрасте — влюбилась в мыльного героя. Причем, обладая от природы трезвым взглядом на жизнь, сама прекрасно понимала глупость положения: отмеченный ее вниманием герой был чуть старше ее старшего сына. Можно было бы и не обращать внимания на этот факт, ну, влюбилась и влюбилась, пройдет. Но дело в том, что мыльный герой стал преследовать ее по ночам в странных и неприличных для ее возраста снах. И этот сонный роман развивался, набирал обороты, и уже начинал настойчиво вторгаться в реальность, потому что Люся все чаще ловила себя на непозволительных мечтах то во время работы, то во время готовки ужина или стирки. И это уже становилось наваждением, которое, с одной стороны, мешало ей нормально жить, но, с другой стороны, от которого ей не хотелось избавляться. И рассказать об этом Люся никому не могла — ведь засмеют. Действительно, очень смешно и глупо.
Так она и жила в последние два месяца в двух параллельных мирах. В одной жизни — дом, работа, стирка, уборка, готовка, вечерние разговоры с подругами по телефону, а в другой — бурный роман с молодым красавцем, яркая, феерическая, насыщенная эмоциями, страстями и праздниками жизнь. С зарплаты Люся купила в книжном магазине две толстенные книги по психологии и в выходные, переделав все дела, уселась их штудировать. Одолев за два дня оба книжных кирпичика, Люся поставила сама себе диагноз: у нее начинается предклимактический период, в связи с чем ее женская неудовлетворенность, годами дремавшая под толстым слоем забот и жизненных передряг, проснулась, вылезла на свет божий, отряхнулась и заявила о себе громким требовательным тоном. «Вот она, я! — сказала она, — И больше ты меня ни в какую дыру не запихнешь! Со мной можно справиться только одним единственным способом!»
Способ этот Люся знала, пока еще помнила, вот только как найти способы, чтобы этот самый способ реализовать — это был вопрос. Вопрос вопросов. Люся глубоко задумалась. Денис? Ее бывший муж, отец ее сыновей, когда-то нравившийся ей мужчина. Поразмыслив над этим несколько минут, Люся подошла к зеркалу и внимательно оглядела себя с ног до головы. Зрелище ее не очень порадовало. Но не в Люсином характере было унывать и опускать руки. Если бы она себе позволяла такую роскошь как нытье и жалость к себе самой, то давно бы пропала вместе с малыми детьми. Жизненные трудности развили в ней твердость духа и решительный натиск в достижении поставленных задач. Поэтому Люся только тяжело вздохнула, заправила выбившуюся прядь за ухо, оделась и пошла в магазин. Там она приобрела массажную перчатку, краску для волос цвета «коньяк», тушь для ресниц и набор для маникюра. Вернувшись домой, Люся забралась в ванну, от души натерла тело перчаткой так, что оно все запылало огнем, потом намазала на волосы краску и принялась за маникюр. Без привычки у нее плохо получалось, и в результате ногти она обработала неровно, некачественно. Выйдя из ванной, она уложила феном влажные волосы, переоделась в новый, еще ни разу не надеванный халат. Нанесла на кожу увлажняющий крем, чуть подвела веки и губы, накрасила ресницы. Пшикнула на себя духами, что уже несколько лет томились на полке в прихожей. Оглядела себя еще раз. Разница, конечно, есть, если приглядеться. Если не приглядываться, то ее, пожалуй, и не заметить. Люся еще раз вздохнула и пошла в комнату к Денису. Тот спал. Он всегда спал, когда был дома. То ли на работе полностью выкладывался, все-таки работать стропальщиком — тяжелый физический труд, то ли его больше ничего в жизни не интересовало. Приходит с работы, поужинает, врубит телевизор и спит. Если она зайдет и выключит телевизор, тут же просыпается, включает его опять и со словами «не мешай мне смотреть» переворачивается на другой бок и опять спит. Люся выключила телевизор. Денис тут же проснулся, глянул недовольно на нее из-под нахмуренных бровей, нажав на кнопку пульта, опять включил свой любимый спортивный канал. Люся встала между Денисом и телевизором.
— Денис, я хочу с тобой поговорить.
— А я нет, — отрезал бывший муж.
— А что так-то? — поинтересовалась Люся, — Все-таки мы с тобой не чужие. Детей народили, двадцать три года как вместе. Как говорится, муж и жена — одна сатана.
— Не хрен было разводиться, раз одна сатана.
— Не от хорошей жизни. Сам вынудил. Вспомни, как по-черному квасил, ни копейки от тебя не видели. А так хоть алименты шли.
— Вот и подавись своими алиментами.
— Чего теперь-то дергаться. Дети совершеннолетние, алименты с тебя уже не взыскивают. Денис, я вот чего спросить хотела. Я тебя как женщина уже совсем не интересую? Все-таки еще не старики.
— Гол! — заорал бывший муж, который во время диалога смотрел футбол в зеркале, вставленном в платяной шкаф, где отражался телевизор, и замахал на Люсю руками: — Кыш отсюда! Такой гол из-за тебя чуть не пропустил! Пошла вон! И не лезь больше ко мне со своей ерундой. Не хрен было разводиться.
Люся вышла вон. Неудача ее не расстроила, если сказать честно. Наоборот. Люся с облегчением сказала сама себе: я предприняла попытку, я сама к нему пошла, а он меня выгнал вон, значит, моя совесть чиста, что ж, как хочет. Она прилегла на диван. Подложив под голову подушку и закрыв глаза, немного помечтала о своем мыльном герое. В своих мечтах рядом с ним она, Люся, тоже была молодая и ослепительно красивая, так как нет более отвратительного, на ее взгляд зрелища, когда пару красивому молодому парню составляет старая молодящаяся женщина, что иногда встречается в реальности. «Люси, ты сегодня выглядишь божественно», — сказал ее герой, глядя ей в глаза страстным взглядом своих прекрасных глаз. «Ах, Антонио, все это только для тебя», — покачала Люся кружевной вуалью на изящной шляпке и улыбнулась ему восторженно-кокетливо. Антонио взял в свои ладони ее красивое лицо и запечатлел на ее губах долгий поцелуй.
Люся открыла глаза. Протянув руку, взяла со спинки дивана трубку радиотелефона.
— Жень, хэллоу. Это я, Люся. Помнишь, ты мне где-то месяц назад говорила о каком-то своем двоюродном брате? То ли Вася, то ли Веня. А, да, точно, Валя. Чего ты там тогда мне намекала? Повтори.
И Женя повторила. Валя, ее двоюродный разведенный братец, желает познакомиться с приличной женщиной примерно ее, Люсиного, возраста для общения.
— Поясни! — потребовала Люся.
— А чего пояснять-то. Типа сама не понимаешь. Сначала посмотрите друг на друга, поговорите. Потом, если приглянетесь друг дружке, то начнете общаться. Он говорит, если баба попадется подходящая, то он даже согласен потом жениться.
— Ты мне не ответила: что он имеет в виду под словом «общаться».
— Господи! — взорвалась Женька. — То самое и имеет в виду! «Трали-вали» называется по-другому. Типа сама не понимаешь. Не пятнадцать лет уже. Сейчас пятнадцатилетние быстрее соображают, только называют это иначе, грубее.
— А сколько ему самому лет, этому твоему Вале?
— На днях стукнет пятьдесят один.
— Очень страшный?
— Господи! Обыкновенный, нормальный мужик. Не Хью Грант, конечно, но и не Квазимодо. И вообще, мужик должен выглядеть чуть лучше обезьяны. Но вообще-то он чистоплотный, обходительный, умеет за дамой поухаживать. Квартиру отдельную имеет, тачку шикарную недавно приобрел, деньжата водятся, солидную должность занимает, что тоже факты немаловажные. И самое главное — не жмот. Терпеть не могу жмотов. Мой Толик еще когда за мной увивался, если я в столовой или в гостях чего не съедала, не стеснялся за мной доедать, чтобы зря не пропадало. Так мне его экономия уже в печенках сидит. Валька не такой, если ему мадам понравится, он ее подарками завалит и обратно не попросит, если расставаться надумаете.
— А чего же он сам не знакомится? Робкий, что ли, чересчур?
— Да обжегся он пару раз, теперь опасается. Хочет уж наверняка из верных рук получить информацию. Я тебе почему тогда позвонила? Он твое фото увидел, ну, там где мы всем отделом на Восьмое Марта фотографировались. Так вот, ты ему приглянулась. Так что, будешь знакомиться с Валькой или нет?
— Буду. Жень, а почему у него имя бабское?
— Нормальное имя. Даже святой такой есть, который влюбленным покровительствует. Так что, давать ему твой номер телефона?
— Ладно, давай. Но только рабочий. Домашний — ни в жисть.
— Договорились. Чао.
— Пока.
— Люсь, а с чего ты вдруг решилась с Валькой знакомиться?
— Обстоятельства такие. Срочно требуется лирическое отступление, — туманно ответила Люся и положила трубку.

Через два дня перед самым обеденным перерывом раздался звонок. На Люсино «алло» приятный мужской незнакомый голос сказал:
— Добрый день. Мне бы Люсю Семенову.
— Я Люся Семенова.
— Вот и хорошо, — обрадовался незнакомец, — А я Валентин, Женин брат. У вас сейчас обеденный перерыв начинается, ведь так?
— Так, — подтвердила Люся, — а что?
— Я вас хочу пригласить в кафе «Лира» на обед. Разумеется, за свой счет. Как вы на это смотрите?
— Положительно. Тем более, за ваш счет. А как мы узнаем друг друга.
— Я вас узнаю, так как видел на фотографии. А вы меня узнаете по букету роз, которые я буду держать в руке.
— Вот и хорошо, — сказала Люся и положила трубку.

Валентина она узнала сразу. Немного сутуловатый, выше среднего роста, в дубленке и пыжиковой шапке, с букетом алых роз в руке. Он тоже ее узнал, заспешил навстречу с широкой улыбкой на лице.
— Очень рад познакомиться. Валентин, — он снял перчатку, церемонно взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. — Очень-очень рад. Пойдемте в кафе. Я уже и столик заказал.
Стол действительно был уже накрыт. Солянка, бефстроганов с картофелем фри, фаршированные баклажаны. Над столом кружился восхитительный аромат. Люся только сглотнула голодную слюну. Валентин усадил свою даму за стол, сел сам, разлил в фужеры светло-желтое виноградное вино.
— За знакомство.
Выпили за знакомство. Принялись за солянку.
— Давно я так вкусно не ела, — призналась Люся, переходя к баклажанам. — Из дома берем с собой бутерброды на обед, в столовой дороговато по нашим зарплатам. Но бутерброды — сами понимаете, еда не полноценная. А дома тоже разносолы бывают не часто. Все больше картошка с домашними соленьями, супы, борщи, да пироги по выходным. Иногда балую своих домашних пельменями, если на мясо разорюсь. Готовить я люблю, вот только финансы ограничивают в этом плане.
— А я все больше по столовым да кафе. У меня ситуация обратная — средства есть, а вот готовить некому. Сам я повар никудышный. Яичница, да супы из пакета — шедевры моего кулинарного творчества. — И после паузы: — Должен сказать, что вы, по-видимому, женщина нефотогеничная. В действительности вы куда симпатичнее, а уж обаяние ваше фото передать просто не в состоянии. К тому же вы так молодо выглядите. Признаться, я приятно изумлен.
— Валентин, мне сорок пять лет, и я уже в том возрасте, когда эти неискренние комплименты излишни. Я прекрасно знаю цену и своему возрасту, и своей внешности. Хотя, если честно, комплимент всегда приятно услышать в свой адрес. Так что врите и дальше насчет моей сногсшибательной внешности.
На десерт был кофе с лимоном и кокосовым пирожным, между прочим, ее, Люсиным, любимым. Видимо, Валентин заранее поинтересовался у Женьки Люсиными вкусовыми пристрастиями. И эта мелочь почему-то глубоко тронула Люсю. Может, потому, что еще ни один мужчина в мире не пытался Люсе угодить, сделать ей приятное. А этот сделал. Хотя Люся прекрасно понимала конечную цель всей затеи Валентина, но все равно была искренне признательна. Ну и что? Если трезво разобраться, то еще не известно кто кому больше нужен и кто кого будет использовать, грубо говоря. Валентин, конечно, будет уверен, что это он такой-растакой молодец-огурец, сумел бабу охмурить. Хотя Люся-то будет точно знать, что это она девчина-молодчина, провела мужика как последнего лоха. Впрочем, выводы еще рано делать, надо к мужику присмотреться. А чего смотреть, собственно говоря? Что ей замуж, что ли, выходить? Но с другой стороны, она же не какая-нибудь там такая-сякая чтобы сразу с первого взгляда договариваться об интимном свидании.
— Люсенька, ау! — услышала она и тут же очнулась от своих дум. — Вы меня слышите, дорогая?
— Сейчас — да, а до того нет, — честно призналась Люся.
— Мне, право, очень жаль вам это говорить, но до окончания вашего обеденного перерыва осталось всего пять минут. Куда же вы, Люся?
— На работу! — кинула на бегу Люся.
— Я вам позвоню!! — крикнул он ей вдогонку, когда она уже выбегала за дверь.
Он действительно ей позвонил через час, а потом еще через час, а потом через полчаса, а далее через каждые двадцать минут вплоть до конца рабочего дня. Когда Люся собиралась идти домой, то перед выходом тщательно привела себя в порядок и совсем не удивилась, увидев Валентина, ждущего ее у выхода.
— А я вас приглашаю к себе в гости! — торжественно сказал он.
Люся на несколько секунд заколебалась. Идти? Не идти? С одной стороны — идти, иначе, зачем все это было затеяно. С другой — не идти, глупо как то все это. С третьей — вроде, ничего мужик, можно и сходить, не сразу же они перейдут к «трали-вали», пока только еще знакомятся, присматриваются. С четвертой — взрослая тетя, мать двоих взрослых сыновей, а о глупостях думает. С пятой — он же не совсем уж неизвестно кто, Женькин брат, а Женьку она знает как облупленную, та не будет ей дерьмо подсовывать. С шестой — … И только тут себя поймала на том, что они с Валентином под руку шагают в ногу неизвестно куда.
— А куда мы идем? — на всякий случай спросила она.
— Так ко мне же в гости, — искренне удивился он, — я разве не сказал? Но только не пойдем, а поедем. Прошу в мой кабриолет.
Ах, какая это была машина! Мечта, а не машина! Изумрудная снаружи, кожано-черная внутри. У нее были раскосые фары, как глаза у восточной красавицы.
— Это ваша? — на всякий случай спросила Люся, садясь на переднее сиденье.
— Вообще-то я ее угнал, — хохотнул Валентин, — но пока то, се, пока хозяин напишет заявление об угоне, пока гаишники разбегутся, мы с вами успеем накататься. Поехали?
— Поехали, раз так.
И они поехали.
Увидев квартиру Валентина, Люся удивилась еще больше. Квартира была не очень большая, двухкомнатная, но очень уютная, обставлена и обустроена с умом и вкусом.
— Это действительно ваша квартира?
— А что, непохоже, что моя? Я вам сейчас ордер покажу.
— Не надо ордер. Я так просто спросила. Я позвоню от вас, можно? — и она позвонила домой, сказала сыновьям, что немного задержится, чтобы варили пельмени и ели. Валентин тем временем улизнул на кухню, гремел там кастрюлями. Когда Люся заглянула на кухню, то была приятно изумлена: на столе дымились бифштексы и пицца, в ведерке со льдом торчала бутылка шампанского.
— Вы же говорили, что совершенно не умеете готовить?
— Совершенно!
— А это кто наготовил?
— Это мне доставили по заказу. Прошу к столу.
— Я только руки вымою.
В ванной Люся глянула на себя в большое овальное зеркало. Выглядит, вроде, неплохо. Она тщательно расчесала волосы и еще раз внимательно всмотрелась в свое отражение. «Ай-яй-яй! — сказала сама себе вполголоса. — А еще приличной дамой считаетесь. Нехорошо!» И пошла на кухню.
Ужинали под негромкую музыку. Валентин, как гостеприимный хозяин, ухаживал за своей гостьей, радушно потчевал и не забывал подливать шампанское. От пузырьков у Люси щекотало в носу и ей все время хотелось чихать. «Апчхи!» — наконец сказала она. «Будьте здоровы!» — ответил Валентин. «Апчхи!» — повторила она. «Будьте богаты!» — пожелал Валентин. «Апчхи! Апчхи!» — дуплетом выдала Люся. «Будьте любимы и любите сами!» — сказал Валентин. «Ладно» — согласилась Люся.
После ужина они прошли в зал. Валентин включил Люсе видео, а сам вышел. Люся рассеянно немного посмотрела несмешную французскую комедию, встала и пошла бродить по квартире. Она еще раз оглядела кухню, осмотрела прихожую, заглянула в спальню. Валентин стелил широкую кровать.
— А что здесь происходит, собственно говоря? — нахмурилась Люся. Валентин обернулся, смущенно кашлянул: «Да вот…»
— Простите, пожалуйста, я и не знала, что вы так рано ложитесь спать. В таком случае не смею вам мешать. Спокойной ночи, — Люся повернулась и направилась к выходу. — И не надо меня провожать! — предостерегающе подняла она руку. — Приятных вам снов, Валентин.
Она шла по улице, мысленно ведя сама с собой диалог. Да, конечно, она пришла в гости к одинокому мужчине, осталась на ужин и то, что Женька имела в виду под «трали-вали» вообще-то подразумевалось. Но не так же сразу, блин! В конце концов, она же не бабочка с Тверской, с которыми китайские церемонии излишни. Она добропорядочная законопослушная женщина солидного возраста и приличного статуса и будь добр считаться с этим. А то — здрасте вам, приехали! Постельку он стелет после нескольких часов знакомства! Нахал!
Дома Люся сварила наваристый борщ, натушила картошку. Прилегла с журналом на диване. Закрыла глаза. Антонио словно только этого и ждал.
— Люси, радость моя! Где ты пропадала? Я весь истосковался! Уж не появился ли у тебя другой?
— Нет, к сожалению! — ответила Люся вслух.
— Чего — нет? Ты с кем разговариваешь? — зашел в комнату старший сын.
— Сама с собою, — рассердилась Люся. — А с кем мне еще разговаривать, скажи на милость? С отцом вашим за весь год с несколько десятков слов в общей сложности может и наберется. Сыновья тоже меня не жалуют своим вниманием. Вот заведу себе мужика — узнаете тогда!
— Ты, мать, не обижайся, но чушь порешь. Ты же старая уже. Кому ты нужна в свои сорок пять?
— Чего?! Так, да?! Ладно! Я вам покажу! Я вам докажу! «Не нужна…» Ха! Еще даже как нужна! Вы еще узнаете!
— Чего кипятишься. Надо смотреть правде в глаза. Чем без толку восклицательные знаки выдавать, пожарила бы лучше блинчики. Блинов охота!
— Будут тебе блинчики. С вареньем. А мне будет мужик. С мозгами и тактом, в отличие от некоторых. Я вам всем докажу — и тебе, и брату, и отцу вашему, и Антонио.
— А это еще кто таков? Что за Антонио? Иностранец, никак?
— Не твоего ума дело. Марш лекции переписывать, прогульщик.
— А ты марш блины жарить. Мамаша называется. Вот лишат тебя материнских прав за то, что детей голодом моришь.
Люся жарила блинчики, думала, все вспоминала прошедший вечер. Валентин ей, в принципе, нравился. Не без привлекательности мужик. Только чересчур тороплив. Слишком гонит лошадей. Привык, должно быть, именно к таким стремительным и необременительным отношениям.
Раздался телефонный звонок. Сын снял трубку, крикнул: «Ма, тебя». И добавил шепотом, передавая трубку: «Мужик. Должно быть, Антонио». Люся фыркнула, подзатыльником отправила сына в свою комнату.
— Алло.
— Добрый вечер, еще раз.
— А, добрый вечер. Не спите еще?
— Какой тут сон. Простите меня, Люся.
— Бог простит. Ну и я тоже. Так и быть, прощаю.
— Вот и отлично! Тогда завтра в обед отметим наше примирение. В общем, на том же месте в тот же час. До свидания.

На следующий день в обед они ели суп-харчо и чахохбили. Пили грузинское вино. Такое вот получилось кавказское меню. Для полноты картины оставалось только лезгинку станцевать. В вазе стояли белые гвоздики, которые ей подарил Валентин.
— Белые гвоздики означают — «прошу меня простить», — пояснил Валентин, — перехватив Люсин взгляд. — Прошу меня простить. Был чертовски не прав.
— Конечно, не правы, — согласилась Люся. — Я подумаю. Может и прощу.
— То есть как это? — удивился Валентин. — А кто вчера сказал по телефону: «Бог простил. И я прощаю»?
— Да? — удивилась в свою очередь Люся. — И когда я только успела? Да ладно, что же с вами делать. Раз обещала — прощаю. А что, кокосовых пирожных сегодня не будет, что ли?
— Обязательно будет. Причем, дважды. Один раз — сейчас. Второй раз — на ужин. Только, бога ради, не надо так на меня смотреть! Ужинать мы будем не у меня дома, а в ресторане «Россия». Я уже узнавал, там есть кокосовые пирожные. И не надо ничего говорить! Я не переживу вашего отказа. Тем более что у меня сегодня день рождения, и мне сегодня отказывать ни в чем нельзя. Я жду вас после работы, как и вчера.
Вернувшись после обеда на свое рабочее место, Люся сразу же позвонила Женьке на сотовый.
— Жень, когда у Валентина день рождения? …Что, правда, сегодня? Ладно, пока. …Да нет, ничего. Просто хотела уточнить.
Нет, дарить она ничего не собиралась. Еще чего! Составить ему компанию на ужин — вот ее подарок. Пусть радуется этому и считает за огромное счастье.
Люся достала из стола небольшое складное зеркальце, посмотрелась. В общем, ничего. И даже очень ничего. Просто, можно сказать, замечательно. А если в темноте со спины, так вообще будет великолепно. Она вздохнула, поправила волосы и убрала зеркальце.
Она рассеянно вертела в руках ручку. Смотрела в лежащую перед ней оборотную ведомость. Думы ее были далеки. Собственно говоря, что она делает? Ведь все началось с того, что Люся решила для себя, что ей нужна некоторая встряска. Так сказать, небольшое лирическое отступление. Всю жизнь она прожила с человеком, которого, в сущности, не любила никогда. С годами все сгладилось, притерпелось. И вот только сейчас, обострилось до крайности. Ее женская сущность вдруг очнулась и требовала сатисфакции. Это связано с неким переходным периодом, так сказать, последняя лебединая песня. Отсюда, по всей видимости, ее глупое мыльное увлечение красавчиком Антонио. И вот теперь, когда есть реальный объект, готовый напомнить ей о ее женском начале, она вдруг начинает, образно говоря, крутить динамо. Ведь если разобраться, Валентин все делает правильно, он-то как раз играет по правилам. А она нет. Она нарушает эти правила. Так что же ей надо, в конце концов? Надо определиться и решить что к чему, а уж от этого плясать: либо дождик — либо снег, либо будет — либо нет. Она опять тяжело вздохнула. Так как же, будет или нет?
Представим себе такую картину — сегодня вечером в «России» она говорит Валентину: вы прекрасный человек, очень интересный мужчина, и так далее, но давайте не будем развивать наши отношения, останемся друзьями. Они пожмут друг другу руки, чокнутся фужерами, выпьют, чмокнут дружески друг друга в щеку и разбегутся навсегда. Как в море корабли. Что дальше? А дальше во сне к ней опять будет являться Антонио, пудрить мозги и травить ее несбыточным. В результате она вскоре станет законченной психопаткой, либо высохшей мымрой, озлобленной на людей и на себя.
Второй вариант. Они ужинают в «России», потом едут к нему домой, потом все идет своим чередом. Недели через две, в лучшем случае месяца через два они чмокают друг друга в щеку и разбегаются как в море корабли. Антонио сниться перестает за ненадобностью, а на душе наверняка останется осадок и угрызения совести. Тайная связь не украшает добродетельность женщины. Грех, за который обязательно придется когда-нибудь ответить, если не на этом свете, то на том.
Так что же выбрать? Как быть? Быть или не быть — вот в чем вопрос? Люся опять глубоко вздохнула. Взяла в руки отрывной блокнотик, вырвала из него два листка. На одном поставила «+», на другом «–». Скатала листочки в папироски, положила на ладонь, накрыла холмиком другой ладонью и несколько раз энергично встряхнула. Бросила папироски на стол и с закрытыми глазами взяла одну из них. Другую скомкала и выбросила в урну. Медленно раскатала папироску. Там был «+». Вот так-то. И она тут совершенно ни при чем. Сама судьба так распорядилась, а ей, Люсе, остается только подчиниться ее решению. Се ля ви. Как говорится, хочешь — не хочешь, а с судьбой не поспоришь.
Повеселевшая Люся с энтузиазмом принялась за оборотную ведомость.

Вечером они сидели в ресторане «Россия» за столиком, что стоял в углу несколько отстраненно от общего зала. Валентин опять был на высоте: он заказал прекрасный ужин, ухаживал красиво и деликатно. Они танцевали, ели, много смеялись. Время пролетело мгновенно. Когда Люся глянула на часы, то они показывали почти десять. «Ого!» — удивилась она. Валентин расценил это как сигнал к отходу, рассчитался с официантом и они вышли на свежий морозный воздух.
Изумрудная восточная красавица терпеливо поджидала их. Едва они сели, машина, как показалось Люсе, сама включила фары и тронула с места. Люся сидела рядом с Валентином. Поглядывала в боковое окно на ночной город. Как это все-таки здорово — ехать в такой роскошной машине с интересным, явно неравнодушным к тебе мужчиной, зная, что впереди ждет нечто прекрасное и удивительное, потрясающее и невозможное.
— Мне подвезти вас прямо к подъезду или притормозить за углом? — прервал ее думы Валентин. И только тут Люся поняла, что он везет ее домой. Не к себе домой, а к ней. Как она это сразу не сообразила? Вот так номер! А она-то, она!.. Губу раскатала! Размечталась! Вот тебе бабушка и Юрьев день. Тебе вчера был дан шанс, дорогуша, а ты лопухнулась. Все, милая, сопливых вовремя целуют.
— Лучше за углом, — сдержанно сказала Люся. — Спасибо. За все спасибо, а в особенности за незабываемый вечер.
Она вышла из машины, перед тем как захлопнуть за собой дверь, глянула на Валентина насмешливо, усмехнулась: «Чао-какао. Желаю вам хороших снов». И ушла.
Валентин долго еще сидел в темном салоне и с выключенными фарами. Похоже, он что-то сделал не так. Что не так? Вчера дал маху. Сегодня опять. Как это трудно — угодить женщине. А уж понять ее совершенно невозможно. А понять и угодить очень уж хотелось. Люся ему понравилась с первой встречи, а сейчас он просто уже боялся потерять ее.
Он вышел из машины, походил туда-сюда, закурил. Вот он дом, в котором она живет. Интересно, которые тут у нее окна? Второй подъезд, четвертый этаж. Похоже, вот это ее окно на кухне светится, с голубенькими занавесками. И цветы на окне. У нее обязательно должно быть много цветов. Она и сама как цветок. Только об этом не знает. Не знает истинную цену самой себе. Думает, что обыкновенная, простая, каких сотни тысяч. А она особенная. Единственная и неповторимая. Для него, во всяком случае. Ах, Люся, Люся. Одно твое имя — как музыка. Лю-ся. Лю-ю-ю-ю… ся-а-а-а…
— Люся! — крикнул он во всю силу своих легких и голосовых связок. — Люся!
Голубые занавески колыхнулись. В окне показалась она. Приложив ладонь ко лбу, всмотрелась вниз, увидела в свете фонарей его. Показала кулак, покрутила пальцем у виска и махнула рукой, уходите, мол. Он помахал в ответ и ушел, все время оборачиваясь и видя каждый раз в окне ее силуэт.

Люся лежала в постели, закрыв глаза и ровно дыша. Но сна не было совершенно. Она думала, вспоминала. Вспомнила себя молоденькую и наивную, свято и твердо верящую, что впереди все только самое лучшее и распрекрасное. Так всю жизнь и прожила с этой верой. А жизнь-то уже под горку катит. И все быстрее, все безнадежней. Как хорошо, что человек не знает своего будущего. Если бы ей восемнадцатилетней некто ясновидящий предсказал ее нынешнюю судьбу, то сделал бы кошмаром всю ее жизнь. Если подумать трезво, то этот Валентин — последний шанс, последний проблеск бабьего лета. Пусть быстротечный, ускользающий, но последний. Надо это твердо усвоить и подумать, хорошенько продумать, как удержать, как сберечь как можно дольше этот чуть тлеющий огонек. Конечно, Валентин еще объявится, еще сделает попытку заманить ее к себе домой. И она пойдет. Пойдет, чтобы остаться. Для него это будет небольшое приключение. Для нее — попытка почувствовать себя любимой и желанной женщиной. Самообман, конечно. Но лучше так, чем никак. Люся зажмурила глаза. Антонио, где ты? Антонио мелькнул слабой бледной тенью и растворился во тьме. Зато явился Валентин. Широко улыбнулся, подмигнул. «Не грусти, Люсек. Спи спокойно. Будет и на твоей улице праздник». Люся вздохнула, повернулась на бок и уже через минуту спала.
А Валентин еще долго не спал. Уже брезжил рассвет, когда он, затушив последнюю сигарету, выключил, наконец, настольную лампу на прикроватной тумбе и забылся поверхностным тревожным сном.
Он проснулся почти в обед. Долго валялся в постели, потом босой, в одних трусах пошел на кухню пить кофе. Кофе показался ему пресным, безвкусным. Он поморщился и отставил бокал. Постоял у окна, с неодобрением поглядывая на грязный мокрый снег под окном, на моросящий дождик. Зима, называется. Оторвал с настенного календаря листок предыдущего дня. 1 декабря. Всемирный день борьбы со СПИДом. Ну, ну, боритесь. А СПИД будет бороться с вами, и еще большой вопрос, кто кого одолеет. Так, что тут еще написано? «Долгота дня — 7:28. Именинники — Роман, Платон. Народная примета: Каковы Платон и Роман, такова и зима, да бывает обман». Усмехнулся. И в старину синоптики хитрили, оставляли себе лазейку на случай неверного прогноза.
Взял трубку радиотелефона, набрал номер.
— Алло. …Алло! …Вас не слышно!
— Доброе утро. Вернее, добрый день, — сказал Валентин и положил трубку. Опять глянул в окно. Вообще-то похоже на раннюю весну — его любимое время года. Он отхлебнул кофе. И чего он его забраковал? Нормальный кофе, и даже очень ароматный. С удовольствием допил. Насвистывая популярную мелодию, пошел заправлять постель. Сделал зарядку — несколько махов руками, ногами, да пару приседаний. Пошел в душ. Долго стоял под сильной струей горячей, исходящей паром воды, подставляя то грудь, то спину, то лицо. Потом с усилием растер жестким полотенцем тело так, что оно стало красным, как кумач. При этом, перевирая слова, напевал: «Ах, суббота — выходной. Беспокойный я, беспокойный я, успокой ты меня!» После душа тщательно побрился, оделся во все свежее. Оглядел себя в зеркале. А что, он еще ничего! Он еще хоть куда! Все при нем: и стать, и удаль, и сила мужская. Еще не стыдно с приглянувшейся дамой под ручку пройтись, к себе пригласить. И тут же вспомнил, как он позавчера привел к себе Люсю, и каким конфузом все это кончилось. А все Женька. «Одинокая баба стосковалась по мужской ласке. Сама согласная пообщаться». Вот он удила и закусил. Забыл, что к даме надо с подходом, что такие дела с наскока не делаются. В общем, козел. Правильно Люся его на место поставила. Но он так быстро не сдается. Самая почетная миссия мужчины на земле — это преодоление препятствий. И чем это труднее, чем неприступнее крепость, тем слаще потом победа. Люся — не крепость. Она просто привлекательная женщина, которая ему очень нравится. Но он ее завоюет. Чего бы это ему ни стоило. Так и только так. И никак иначе.
Опять снял трубку, набрал ее номер.
— С вами говорят из администрации города. Мэр города обращается к Люсе Семеновой с убедительной просьбой сопроводить почетного жителя нашего прославленного города Валентина на экскурсию по городу.
— Почетный житель нашего города не знаком с нашим городом? — съехидничала Люся.
— К сожалению, он больше знаком со злачными местами города, как то: рестораны, кабаки, сомнительные клубы. Вам поручено показать ему другую, не теневую сторону города. Как то: музеи, различные выставки, театры и кино.
— Признаться, я и сама сто лет не была в театрах и музеях, — вздохнула Люся. — Хорошо, свожу вашего Валентина в кино. Так уж и быть. Что предпочитает почетный гражданин нашего прославленного города? Боевики, приключения, мелодрамы, ужастики, порно?
— Вообще-то, последнее предпочтительнее. Но мы же решили показать ему светлую сторону жизни. Так что, на ваше усмотрение.
— Хорошо. Передайте Валентину, что сбор в 18:00 у входа в главпочтамт.
— Непременно передам.

На свидание Валентин начал собираться за час до выхода. Совсем как женщина. Конечно, он не наводил макияж и не покрывал волосы лаком, но еще раз тщательно побрился, долго определялся с сорочкой и костюмом, какой галстук лучше подойдет к ним, носки в тон. Начистил ботинки, побрызгался дезодорантом. Еще раз внимательно осмотрел себя в зеркале. Остался доволен собой: жених, да и только.
Когда на новенькой машине, своей тайной и явной гордости, подъехал к входу в главпочтамт, Люси еще не было. Посмотрел на часы: было без пятнадцати шесть. На заднем сиденье лежал красиво упакованный букет хризантем. Так и сидел в машине пятнадцать минут, поглядывая через тонированное стекло на снующих мимо людей. Смотрел в основном на женщин, девушек. Машинально отмечал взглядом симпатичных и хорошо одетых. Подумалось: как много, оказывается, в их городе привлекательных дам. Вот эта, например. Всем хороша — и лицом, и фигурой, и одета дорого и со вкусом. Почему же совершенно не хочется ему познакомиться с ней, не хочется никаких отношений. Или вот эта — совсем уж сногсшибательная красотка, как говорится, ноги от ушей, да и все остальное по высшему разряду. Но нет. Ему не нужна ни та, ни эта. Он ждет только Люсю. И будет ждать, пока она не придет.
А Люся что-то задерживалась. Было уже 18:35. Он вышел из машины, походил туда-сюда. Закурил. И тут увидел ее, бегущую от остановки.
— Извините, — запыхалась она, — прошу прощения. Сын на тренировку стал собираться, а спортивные штаны куда-то подевал. Вот мы их и искали сообща.
— Нашли?
— Нашли.
— Ну и слава богу. Садитесь в машину.
Сели, поехали. Он молча вел машину. Она тоже молчала. Но это было не тягостное молчание. Это было легкое и приятное молчание, когда лишние слова просто не нужны.
— Значит, в кино?
— Мне все равно. С вами — хоть на край света, — пошутила она. Но он не принял шутки, посмотрел на нее серьезным долгим взглядом.
Он взял билеты на последний ряд. Смотрели дурацкую голливудскую белиберду. Люся смотрела на экран и ничего не понимала. Она не удивилась, когда герой, которого убили в одном из первых эпизодов фильма, потом вдруг оказался жив и совершенно невредим. Значит, так надо. Она только чувствовала свою руку в руке Валентина и ей хотелось почему-то и плакать, и смеяться одновременно. Фильм закончился хеппи-эндом — главный герой, которого в течение фильма, по крайней мере, раз десять убивали совершенно насмерть, в конце концов победил всех своих врагов и женился на невообразимой красотке. Люся была искренне рада за него. Она так и сказала Валентину, когда он спросил ее о фильме. Он рассмеялся и ничего не сказал.
Сидя в машине и включив зажигание, он все не трогал с места, все хотел что-то сказать и не начинал. Люся ждала.
— Поедем ко мне? — наконец глухо спросил он, не глядя на нее.
— Поедем, — сама не узнала своего голоса Люся.
Машина мягко тронула с места.

В прихожей Валентин помог Люсе снять пальто. Провел свою гостью в зал.
— Что будем делать? — спросила Люся и рассмеялась — так двусмысленно прозвучал ее вопрос.
— В карты играть.
— На раздевание?
— Просто в карты. В дурака, — строго ответил Валентин.
— Я не умею играть в карты, — призналась Люся.
— Как это? Неужели в годы туманной юности вам, мадам, никогда не приходилось играть в карты? В пионерлагере, например, или в студенческие годы?
— Моя бабушка мне в детстве объяснила, что карты — это порочная игра и в нее играют только дрянные девчонки и мальчишки.
— Значит, я был дрянным мальчишкой. Вот смотрите, Люся. В колоде всего 36 карт. Четыре масти: это — крести, это — бубны, это — трефы, это — пики. Понятно? Далее…
Валентин довольно быстро ввел Люсю в курс дела, да и ученицей она оказалась способной, буквально все на лету схватывала. Они сыграли пробный раз для закрепления урока, а потом начали играть всерьез. Люся заинтересовалась. Игра оказалась очень увлекательной. Она проиграла три раза подряд, и это ее только раззадорило.
— Жульничаешь! — вдруг закричала она. — Я видела, как ты карту в рукав сейчас засунул! Жулик! Обманщик! Доставай карту из рукава, жук! Она вот здесь у тебя спрятана! — И Люся действительно вытащила у него из рукава шестерку бубен. Она сердилась, он хохотал до слез, а сам думал: она и сама не заметила, как в азарте перешла на «ты».
На шестой раз она все-таки выиграла, и ее восторгу не было предела. «Ай да я! Молодчина! Самого маэстро обыграла!» — радовалась она. «Подумаешь, это случайность», — ворчал он, незаметно вынимая из кармана козырь и подкладывая его в колоду.
На счете 21:7 они остановились. На совместном совещании было решено на днях провести матч-реванш. Люся спохватилась, глянула на часы. Было уже почти одиннадцать. «Боже мой! — схватилась она за голову. — Меня же потеряли дома!» Набрала номер телефона: «Алло, Сережа. Это мама. Вы меня потеряли, должно быть. Не беспокойтесь, со мной все в порядке. Я в гостях у Вали. Вы не знаете… ее. У вас все в порядке? Вы ложитесь спать, не ждите меня». И — Валентину: «Поздно уже. Я пойду».
Она встала с дивана, оправила юбку. Он тоже встал. Подала ему руку: «Спасибо за вечер и за уроки игры в карты». Он слегка пожал руку, поднес к губам и поцеловал, и все не отпускал ее. Люся улыбнулась и стала шутя выдергивать свою ладошку из его руки: «Отпустите, дяденька». Он отпустил ее руку. И вдруг… В каком-то порыве притянул ее к себе за плечи, вжал, впечатал ее всю в себя, обнял так, что она только охнула. Вдыхая запах ее волос, ее кожи, целовал такое дорогое, такое милое ее лицо, мокрые от слез глаза, ее губы. «Люся. Люсенька! Дорогая моя, любимая», — шептал как в бреду. И как в калейдоскопе: ее расширенные зрачки, рассыпанные по подушке волосы, полураскрытые губы, слова в полубреду, запрокинутое лицо…
Он спал чутко, сквозь сон все время чувствуя рядом ее. Она, наоборот, спала крепко и счастливо, как уже давно не спала, может быть, только в далеком детстве. И сон видела — светлый, легкий, солнечный. Вещий сон о грядущем счастье.
Проснулась рано, еще и шести не было. Тихо выскользнула из-под одеяла, на цыпочках пошла в ванную. Когда он проснулся, у нее уже был готов горячий завтрак — жареная картошка с шампиньонами.
— Вставайте, сэр! Вас ждут великие дела, — погладила его сонного по щеке. — Завтрак на столе. А я побежала. Мне до работы еще надо успеть домой заскочить.
— Подожди, я подброшу тебя.
— Ни-ни! Я сама. И не вздумай мне перечить. Пока.
— Я позвоню тебе.
— Конечно, позвонишь. Куда ты теперь денешься — с подводной лодки, — тихо рассмеялась она, еще раз погладила его взлохмаченные волосы, чмокнула в лоб и, опережая его, вскочила.
— Чао-какао!
Он босой стоял у окна, смотрел ей вслед. Вот она перебегает дорогу, вот остановилась на остановке, посмотрела на него, улыбнулась, вот подъехал автобус и увез ее. И сразу стало пусто, неуютно, серо. Походил из угла в угол, с аппетитом съел картошку с грибами, выпил кофе, повеселел. Позвонил своему заместителю на домашний: «Антон Николаевич, доброе утро. Я сегодня задержусь часика на два-три. Будьте добры, проведите сегодня планерку вместо меня. Данные по выполнению плана возьмите у Ольги. …Хорошо, договорились». Опять постоял у окна. Уличный градусник показывал -10. Морозец. Наконец-то наступает настоящая зима. А то ни то, ни се. Он любит определенность: если весна — то слякоть, если зима — то мороз, если любишь — то вместе навсегда. Поэтому он сейчас соберется, приведет себя в божеский вид и поедет на рынок за самым лучшим букетом. А то как-то несолидно делать женщине предложение руки и сердца без цветов. А потом поедет к Люсе на работу…

Вечером Люся включила свой сериал. Ее бывший экранный возлюбленный посмотрел на нее своими жгучими черными глазами и спросил бархатным баритоном: «Ты его любишь?» Люся улыбнулась в ответ красавчику: «Еще как!» — и выключила телевизор.