Я хочу пожелать детям скучать. Мне кажется неправильным, что сейчас дети постоянно чем-то заняты, вокруг них всегда есть какие-то раздражители. Я знаю, что скука может быть очень плодотворной. Иногда так здорово просто помечтать. Без скуки, как мне кажется, теряется тот воздух, та пустота, в которой ребенок расцветает.
Ротраут Сузанна Бернер
Как же быстро ты растешь! А еще буквально вчера ты была совсем малюткой! :)
Люблю тебя все сильнее и сильнее!
Быть мамой девочки - это нежность и постоянное проявление чувств. Это "люблю маму, папу и слоника" и бесконечное "ах, я касивая" перед зеркалом.
Быть мамой девочки - это шикарные платья и "не развязывай бант". Это "стой спокойно, а то прическа не получится" и "тебе заколку с божьей коровкой или бабочкой?"
Быть мамой девочки - это куклы и чаепития. Это "тссс, моя ляля спит" и "мама, на, чай из козлика и кубика".
Быть мамой девочки - это быть мамой маленькой помощницы. Это когда щёткой от пыли протирается кошка и потоп после мытья посуды.
Быть мамой девочки - это неумело накрашенные губы любимой помадой.
Быть мамой девочки - это комплименты посторонних людей: "Какая красавица, вся в маму".
Быть мамой девочки - это возможность снова играть в куклы и наряжать самую красивую куколку: свою дочу.
Быть мамой девочки - это значит, что дома есть маленькая модница, помощница, няня, повар, художница, дрессировщица, фотомодель и шкода в одном лице. И это только начало..
А у нас новые поступления конвертиков на выписку!
Яркие и нежные, теплые, уютные и удобные!
https://www.facebook.com/wwwbenibabyru
"Это было давно, в доинтернетную эпоху. Женщина, яркая голубоглазая брюнетка, вела себя как шпион на явке из немого кинофильма. Она оглядывалась, обводила взглядом мой небольшой кабинет, как будто чего-то опасалась. Глаза у нее бегали, руки комкали платок. Мне хотелось уверить ее, что за занавеской у меня никто не прячется, а дверь надежно заперта на задвижку. Но я, естественно, сдерживала себя, так как понимала, что она готовится к тому, чтобы сказать мне что-то важное и, несомненно, болезненное для нее.
- Вы понимаете, она до сих пор ходит на горшок! - выпалила, наконец, женщина. Лицо у нее при этом было трагическим.
Я несколько удивилась. Ко мне довольно часто приходят с проблемой, заключающейся в том, что ребенок, которому вроде бы уже положено, на горшок не ходит. С обратным случаем сталкиваться пока не приходилось. Мне казалось все более, что проблема (в чем бы она ни состояла) не в отсутствующем в кабинете ребенке, а в самой женщине. И именно ей нужна помощь психолога или даже врача.
- А что же в этом плохого? - успокаивающе спросила я. - Ну ходит и ходит. На горшок же, не в штаны.
- Да ей же десять лет скоро исполнится!
- Гм-м… Да, действительно, - это было странно, но никакой трагедии в происходящем я по-прежнему не видела и попыталась подбодрить мою посетительницу. - В прошлом и вполне взрослые люди всегда имели горшок под кроватью. Он даже поэтически назывался «ночной вазой». Если вашей дочери до сих пор почему-то некомфортно ходить в унитаз, этому может быть множество вполне обычных причин. Может быть, она когда-то поскользнулась, упала, испугалась, больно ударилась, может, она просто моторно неловкая, или у нее запоры и ей удобнее сидеть не на унитазе, а рядом, на горшке…
- Рядом?! - вскричала женщина, почти напугав меня неожиданностью своего крика. - Да она уже много лет отказывается даже подходить близко к унитазу! Своей комнаты у нее нет, и она делает это либо в нашей общей спальне, либо в гостиной. При этом все непременно должны выйти, иначе у нее не получится. При этом у нее действительно бывают запоры, и дело может продолжаться полчаса. А у нас открытый дом, и почти каждый день бывают гости. И еще иногда приезжает и по паре недель живет моя сестра с сыном, которому скоро будет тринадцать…
- Э-э-э… - Масштабы проблемы для меня постепенно прояснялись. - А почему обязательно в гостиной? Почему нельзя, например, в кухне? Когда это началось? И как дело обстоит в других местах, не дома? Ведь ваша дочь учится в школе, наверняка куда-то ездит, ходит в гости…
- А в кухне я сама запрещаю, чтоб не воняло, где еда, меня тошнит, - вздохнула женщина. - Началось где-то года в четыре или даже раньше, постепенно, мы как-то сначала внимания не обратили, а потом уже все закрепилось. Мы сначала уговаривали, объясняли, потом, было дело, стыдили, настаивали, она плакала, терпела по полдня, пряталась, писала в штаны. Вне дома как-то справляется, мы об этом ничего не знаем, проблем не возникало, но в школе и в гостях она, кажется, просто терпит, а в поездках легко может сбегать «в кустики». Пошли к врачам - нефролог, гастролог и невролог ничего не нашли, но в один голос сказали: не смейте издеваться над ребенком, пусть ходит на горшок! И вот теперь я думаю: кто у нас над кем издевается?
«Манипуляция - точно!» - решила между тем я. Такой мамой сам бог велел поманипулировать. Пока непонятно, какая цель, может быть, девочка слегка отстает в развитии и просто привлекает к себе внимание?
- Я вас поняла. Теперь мне нужно поговорить с самой Надей, - сказала я матери.
Надя оказалась худенькой, белобрысенькой и очень похожей на мать чертами лица. Разговор с ней у меня решительно не получался.
- Да, боюсь в туалет ходить. Просто боюсь. Или не боюсь, просто не хочу. Давно. Не знаю. Дома. В школе нет. Там я с девочками хожу. Да, там не боюсь. Или все равно боюсь, не знаю… - и дальше в том же духе.
Что мне оставалось? Выяснила, что Надя третий год ходит в художественную школу. Значит, рисунки. Рисовать Надя не отказывалась. Семья. Непременные гости за овальным столом. Приехавшая тетя с кузеном - отличный талантливый рисунок, по словам матери, очень уловлено портретное сходство, мальчик - романтический красавец, кажется, девочка в него слегка влюблена. И посреди всего этого - примитивная манипуляция с горшком? Что-то тут не вяжется… План квартиры, интерьеры в проекции (явно учат в художке): спальня, гостиная, кухня… туалет! Отлично нарисованный унитаз, за ним почему-то схема сливных труб, а над ним…
- Я его знаю! - экзальтированно, в тон Надиной матери завопила я. - Только он у нас в школе жил, в девчоночьем туалете на третьем этаже!
- Как это? - настороженно, склонив набок головку, спросила девочка.
- У нас в школе все верили, что он живет в одном из трех унитазов, - объяснила я. - Поэтому на тот унитаз нельзя было садиться. И всех девочек предупреждали. Потому что, если нечаянно сесть, он мог схватить…
- А кто он был?!
- Да мы толком не знали. Но ему можно было приносить жертвы, задабривать его, понимаешь? Моя одноклассница однажды положила на стульчак яблоко и потом клялась, что сама видела, как оттуда высунулась прозрачная рука и яблоко утащила…
- А вы в это тогда верили? - жадно спросила Надя.
- Да не знаю. Вообще-то не очень. Но того унитаза на всякий случай избегала.
- Так вы чего думаете: у меня тот же самый? - Надя пристально смотрела на свой собственный рисунок, на котором что-то такое неопределенное из унитаза застенчиво выглядывало.
- Ну, это я тебе не могу сказать, пока больше про него не узнаю, - пожала плечами я.
Через некоторое время мы выяснили, что Унитазник (надо же было его как-то назвать) - существо одинокое и в общем-то несчастное (ну а вы бы как себя чувствовали, живя в канализационных трубах и имея возможность выглянуть в «большой мир» только через унитаз?). Никаких особых зловредных планов он не вынашивал (да и не протиснется десятилетняя девочка через унитаз, если ее попробовать, к примеру, украсть) - просто пугал и так по-идиотски пытался пообщаться. «У нас вот Игорю Кравчуку моя подруга Зина нравится, так он тоже у нее ранец крадет и подножки ставит», - провела очень верную аналогию Надя.
- А кто ж его научит? - неизвестно кого (Игоря или Унитазника) имея в виду, вздохнула я.
После того как барьер был сломан и Надя начала говорить, фантастическая личность и история жизни Унитазника каждый день обрастали удивительными подробностями (в моей школе, как и следовало ожидать, жил его двоюродный брат), а в чувствах девочки к нему превалировали жалость и сопереживание.
* * *
- В общем, у нас уже все проблемы решились, - бодро сказала мне мама Нади на очередной встрече. Женщина перекрасилась в блондинку (каковой, наверное, и являлась на самом деле), завилась «мелким бесом» и теперь была похожа на героиню из советского фильма 30-50-х годов. - Из туалета дочку нынче не выгнать, словно она там решила за все годы отсидеться. Но она зачем-то хочет еще к вам прийти, что-то еще рассказать. Это ведь не нужно, как я понимаю? И даже странно. Она ведь у нас всегда была такая серенькая мышка, совершенно не стремилась на авансцену, вообще общаться…
- А кто вы по профессии? - только теперь догадалась спросить я.
- Театральная актриса, - улыбнулась женщина. - И мой муж тоже…
- О! - воскликнула я, потому что мозаика наконец-то сложилась целиком. - Значит, артисты? «Открытый дом»? А дочь, значит, малообщительная «серенькая мышка»? А вот фигушки вам! Ваша дочь, унаследовавшая художественность родительских натур, блестяще сыграла свою собственную пьесу, на много лет подчинившую себе весь распорядок жизни семьи. И знаете ли вы, с кем она себя в ней ассоциировала? И где живет это ее «альтер эго»?
* * *
Уходя от меня в тот раз, мать утирала слезы аккуратным платочком. Кажется, на нем была вышитая монограмма…"
Екатерина Мурашова
Родственники - люди не всегда удобные и приятные. И чем выше уровень нашей жизни, тем меньше необходимость поддерживать обширные семейные связи. Действительно ли мы при этом ничего не теряем?
Это была депрессия, да. Я не ставлю диагнозов (помимо всего прочего, я и права-то на это не имею - я же не медик), но именно так я себе ее и представляла, со всеми признаками и симптомами. И ладно бы я, но и МКБ-10 (международная классификация болезней последнего пересмотра), и все неврологи, к которым они обращались, тоже так считали. Но выписанные ими антидепрессанты почему-то не помогали.
Хорошая семья, ничего не слишком. Родители работают, отец - предприниматель, мать - дизайнер. Оба любят и ценят то, чем занимаются. Родители матери живут в другом городе. Здесь, в Питере, есть молодящаяся, либерально-демократических взглядов, политически активная бабушка - мать отца. Она тоже работает, посещает митинги, но один-два раза в неделю обязательно приходит поиграть с внучкой. Семья хорошо обеспеченная, но отец из деревенского рода (совсем недавно умерла его бабка в глухой псковской деревне, у которой он, в сущности, и вырос), и строг еще по-крестьянски: все должно быть, но особо детей баловать - это вредно. Дети ходят в обычную школу, компьютер и прочие гаджеты присутствуют, но под строгим контролем. У девочки - гувернантка, которая следит за приготовлением уроков. У мальчика, когда был поменьше, тоже был гувернер.
- Мы вообще не понимаем, с чего и когда это началось, - говорит мать высоким тревожным голосом. Отец сидит, широко расставив колени, хмуро глядит в пол и вертит в сильных пальцах ключи от машины. - Нас все врачи спрашивали, но мы ничего не смогли вспомнить. И сам Артем тоже. Ничего не менялось: мы не переезжали, никто не ссорился, никаких конфликтов в школе, ни учебных, ни с одноклассниками. И потом оно как-то постепенно началось, не остро, мы даже не знаем, где точку поставить. Сначала он бросил секцию легкой атлетики, в которой три года с удовольствием занимался, сказал, что тяжело совмещать с учебой. Ну, уже восьмой класс, у них с того года была усиленная математика, он сам выбрал, мы решили, что это нормально, и даже здраво. Хотя тренер его долго уговаривал, потому что Артем был перспективный и с хорошим спортивным характером. Вот! Вот что я хочу вам сказать! У него всегда был хороший характер, понимаете? Поэтому мы и представить себе не могли! Спокойный, сдержанный, позитивный, даже в раннем детстве - никаких истерик! Не то что дочка: она нам в три года такого жара задавала, что у нас две няни уволились. С ним же всегда можно было договориться, он все выслушивал и понимал. Единственная битва, которая у нас вообще была, это когда у Артема свой компьютер с интернетом появился, в пятом классе. Но мы читали, как это бывает, поэтому стояли жестко: два часа в день. И он побушевал немного, но потом понял, что мы это не от балды, и смирился, и даже сам стал следить. И вот оно как-то потихоньку стало происходить, как свет в театре выключают, знаете? Постепенно, сначала и не поймешь, что уже началось, а потом все тусклее, тусклее… Он перестал стараться в школе, успеваемость поползла вниз, а там ведь экзамены, учителя пугают. Мы сначала думали, что не справляется с программой, наняли репетитора, вот он нам первый и сказал: вы знаете, тут что-то другое, ему не трудно, ему просто все равно. Я с ним серьезно поговорила: что-то случилось? Может быть, тебе нужна какая-то помощь? Может быть, у тебя что-то болит? Он отмалчивался, потом отнекивался, а потом вдруг сказал: да ничего не случилось, но зачем это все вообще? Я не знала, что ему ответить, испугалась, посоветовалась с отцом, он тогда очень решительно мне сказал: дурь подростковая, обычное дело, у всех бывает, пройдет само собой. Но оно не прошло, увы.
Постепенно Артем почти перестал общаться с друзьями, гулять, вообще выходить из дома. Соблюдение гигиены - только после неоднократных напоминаний. В отчаянии родители перестали ограничивать компьютер - пусть хоть в сети общается, пусть играет. Но Артем его почти не включает - только иногда посмотрит какой-нибудь фильм или, чаще, послушает музыку онлайн.
- Что же он делает целыми днями?
- Лежит на диване в своей комнате, слушает музыку, иногда читает военные мемуары. Очень много ест. Потолстел на пятнадцать килограммов, но это, говорят, еще и от таблеток может быть. Моется и меняет одежду, только когда отец напрямую заставит. Меня вообще не слышит.
- Совсем не общается?
- Только с сестрой, Милочкой. Ей семь. С ней он разговаривает - ласково и терпеливо, как раньше. Может даже порисовать, сыграть в настольную игру. Стыдно сказать, но мы специально ее к нему несколько раз в день подсылаем и покупаем ей за это чипсы (в норме они у нас под запретом) и игрушки. А что нам делать?
- Мне нужно поговорить с самим Артемом.
- Он отказался идти, сказал, что все равно все врачи ничего не понимают и ничего ему не поможет. Тут на самом деле мы с отцом виноваты, наверное: мы сами так иногда в сердцах про врачей говорили, после пятого-то невролога (и еще один психотерапевт был, Артем к нему два раза сходил и отказался). А он мог ведь и слышать, он часто по ночам на кухню за едой ходит.
- Да вообще-то после пятого невролога у него могло и свое мнение сформироваться.
- Да, конечно.
Если таблетки совсем не действуют, то это не депрессия? А что тогда? Большая психиатрия? Расспросила еще родителей насчет страхов, чего-то необычного, вычурного. Ни одного продуктивного симптома, даже намека на него нет. Что-то реактивное? А на что, спрашивается, реакция?
- Ну скажите ему, что я и не врач, и не психотерапевт. Вдруг уговорите?
Уговорили. Пришел.
Неуклюжий, грузный, одутловатый, двигается скованно, невозможно поверить, что еще недавно - первый взрослый разряд по бегу с барьерами. Со мной практически не разговаривает. Просто сидит, иногда кивает, вопросы задает, когда рассказываю про зверей, про природу. Ну нет у него психиатрии, не вижу!
- Возите его в лес, на реку, на взморье. Он на это как-то реагирует, я не понимаю как, но что-то там есть. Никаких шашлыков и компаний. Просто привезите и выпустите. Часа на два-три, если захочет, больше. Можете костер зажечь. Сестру тоже берите, обязательно.
Выполнили рекомендацию, куда им деваться. Наконец-то заговорил отец:
- Реагирует, да. Даже попросился переночевать. Я, чего ж, готов, мне в удовольствие, я печеной картошки много лет не ел, а когда-то сам у бабушки в деревне чуть не по полгода жил.
- Ваша мама?
- Ну она сначала замуж ходила, потом была помощником какого-то депутата…
- Артем бывал у бабушки в деревне?
- Да, раза три или четыре, по две-три недели, ему тоже нравилось, но бабушка уже старая совсем была, ей тяжело. Потом она умерла.
- В деревне? Или вы ее в город забрали?
- Дома умерла, в своей кровати. Под березой схоронили, которую она сама выбрала и давно мне указала, когда я еще мальчишкой был, - задумался тяжело, опустив голову. - Так и лучше, наверное. Насчет города… Я хотел ее забрать, еще когда Артем совсем малой был, чтоб приглядывала за ним, а я - за ней. Она тогда в силе и вроде не против была - готова помогать, всю жизнь в работе, колхозница, трудодни за палочки, ни минуты без дела, сколько ее помню. Моя мать сказала: ты с ума сошел? Что она будет в городе, в твоей квартире делать и чему твоего сына научит? Она ж дремучая совершенно и Сталина до сих пор отцом называет. Тебе людей будет стыдно домой позвать. Найми гувернера. Ну я и подумал… А потом она уж сама не хотела, обузой-то…
***
Не знаю почему, но после этого разговора у меня сразу возникло отчетливое ощущение: нашла!
Начала спрашивать про бабушку без предупреждения, почти с порога: помнишь ли, какая она была, что делала, как говорила, чем кормила.
Говорила сплошь, не ждала ответов (знала, что их, скорее всего, не будет), вплетала что-то свое про деревню, когда спустя пять минут подняла глаза, увидела, что по пухлым щекам Артема текут слезы.
Ощутила торжество, спрятала его как умела.
- Это оно, - честно сказала я ему. - Твоя депрессия, которая и не депрессия по сути вовсе. Говори теперь все-все-все.
Он слышал разговор. Кто-то позвонил с деревенской почты, бабушка Груня совсем плоха, просила привезти Артема (младшую правнучку она никогда не видела) попрощаться, хочет иконку родовую ему передать. Мать и отец спорили. Мать говорила: это ужасно, но - вези, последняя воля, она тебя воспитала. Отец возражал: там грязь, вонь, болезнь, она в последнее время уже не могла следить, я всяко останусь до конца, обмыть, похоронить, как это парню потом аукнется?
Мать отца в качестве третейского судьи дала совет: ни в коем случае! Отец уехал один.
Приехал черный лицом. Сухо сказал сыну: баба Груня умерла. Когда-нибудь я отвезу тебя на ее могилу. Тринадцатилетний Артем промолчал, просто не знал, что говорят в таких случаях, не было опыта. Вечером опять подслушал кухонный разговор: «Вот видишь, мама была права, он даже и внимания толком не обратил, ничего не спросил, просто кивнул головой и ушел уроки делать».
- Где икона? - спросила я.
- Не знаю, мне не отдали.
- Какая была баба Груня?
- Радостная. Она говорила: я люблю тебя, внучек! Ты - радость моей жизни! А утром меня будила так: вставай, вставай скорее, смотри - вон уже солнышко проснулось и свою песенку запело! И можете смеяться, но я и вправду слышал эту песенку! Много раз!
Какое там смеяться, когда у меня у самой слезы на глаза наворачивались.
Успешные, либеральные, они все стеснялись «дремучей» бабы Груни. И при этом она в их семье была единственным носителем подлинной, открытой эмоциональности.
- Я должен был, должен был поехать с ней попрощаться! Упросить отца, а если бы он не согласился, так убежать из дома и поехать туда! А я ничего, ничего не сделал! Она меня любила, а я так ни разу и не сказал ей, что я ее тоже люблю и всегда любил! Очень сильно! Она и не узнала, а теперь уже поздно, и ничего не вернешь, а тогда я должен был…
- Так, стоп, - сказала я. Катарсис катарсисом, но его истерика в мои планы не входила. - Давай по порядку. Первое. Такой эмоционально талантливый человек, каким была твоя прабабушка, однозначно умеет читать в людских сердцах, как в открытой книге. То есть она вне всякого сомнения знала, как ты ее любишь, и никогда в этом ни минуты не сомневалась. Дальше, второе. Ты что, думаешь, что она все эти солнышки с их песенками и свою любовь тебе дарила, чтобы ты ей это все обратно перед ее смертью принес и отдал? Тебе не кажется, что это как-то глуповато получается?
- А как же тогда? - удивленно повел толстыми плечами Артем. - Для чего же?
- Ну разумеется, для того, чтобы ты передал это, светлое и радостное, дальше. Вперед, в мир. Другим людям. Ты - ее наследник, она недвусмысленно это выразила, когда хотела передать именно тебе значимую для нее икону, потому что и твоя бабка, и твой отец - всячески достойные люди, но вот солнышкиных песенок никогда не слышали и говорить о своих чувствах не умеют. Они и опознать-то их толком не могут. И даже если эта икона где-то потерялась, а ты с бабушкой Груней попрощаться не сумел, то это все равно ничего не отменяет. Тебе это от нее в подарок, тебе и нести это дальше. Кого ты сейчас больше всего любишь?
Артем задумался.
- Наверное, сестренку. Она такая милая, забавная.
- Ну вот.
- Кажется, я понял. Вот зачем все это было. Да. А то мне, понимаете, вдруг показалось, что все кончилось и ничего нельзя изменить.
- Не кончилось. Только начинается. И изменить можно почти всегда.
***
- Икону парню отдайте, - сказала я родителям.
- Но зачем? Он же в бога не верит, и мы в церковь не…
- Отдайте и все, без разговоров! И на могилу к бабушке свозите в первый же выходной.
- Да-да, конечно, мы все сделаем. Он намного, намного лучше стал, мы даже не знаем… Сестра тут от него вышла и плачет. Мы к ней: «Что случилось?! Артем тебя обидел?» А она нам: «Нет! Наоборот, он сказал: сестра, ты - радость моей жизни!» - «А чего ж ты плачешь? Это же хорошие слова!» - «Мне никто так никогда не говорил! И я сама не знаю, почему плачу…»
- Угу. Солнышко встало… - пробормотала я себе под нос. Родители Артема, исполненные надежды, меня не услышали.