О "Декрете об обобществлении российских девиц и женщин"
ПОХОТЛИВЫЙ АВАНТЮРИСТ
Летом 1918 года первые полосы американских и европейских газет запестрели аршинными заголовками: «Большевики обобществляют женщин, накладывая табу на создание семьи», «Полигамия по-советски», «Социализм узаконил проституцию», «Большевики отбросили Россию на задворки цивилизации» и т.п. В сознание западного обывателя усиленно внедрялся стереотип большевиков – разрушителей семьи и брака, ярых сторонников социализации женщин. Даже некоторые видные буржуазные политические и общественные деятели, известные писатели, композиторы, актеры принимали лживые изыски подрядных журналистов и издателей за чистую монету.
Как же западные противники советской власти заполучили в руки такой крупный козырь?
...В конце июня 1918 года в Москве, в здании биржи на Мясницкой улице, проходил заключительный этап судебного процесса над автором декрета неким Хватовым, владельцем мануфактурной лавки.
Советская судебная система, начиная с середины 1920-х и вплоть до 1990-х годов, являла собой уникальное зрелище – подобного правосудия человечество еще не знало. Это было правосудие без оправдания, оно представляло из себя «службу быта» партийных и государственных инстанций.
Однако с того момента, как большевики пришли к власти, минуло совсем немного времени. И это не могло не сказаться на отношении к подсудимому судьи, его помощников – народных заседателей, а также защитников – наркома госпризрения Александры Коллонтай и члена президиума ВСНХ, члена ВЦИКа Юрия Ларина.
Хватову инкриминировалось изготовление и расклеивание на заборах и домах Моквы «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин», изданного якобы Московской свободной ассоциацией анархистов. Трудящимся массам предлагалась реализация всех 19 параграфов «документа», согласно которым, в частности, утверждалось, что «все лучшие экземпляры прекрасного пола находятся в собственности буржуазии, чем нарушается правильное продолжение человеческого рода на Земле». Поэтому с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет изымаются из частного владения и объявляются достоянием (собственностью) народа.
Декрет определял правила регистрации женщин и порядок пользования «экземплярами народного достояния». Распределение «заведомо отчужденных женщин», говорилось в документе, будет осуществляться московским Комитетом анархистов, членом которого якобы и являлся Хватов.
Мужчины имели право пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Для этого они должны были представить свидетельство от фабрично-заводского комитета, профсоюза или местного совета о принадлежности к «трудовой семье». За бывшим мужем сохранялся внеочередной доступ к своей жене. В случае противодействия его лишали права на интимное использование женщины.
Каждый «трудовой член», желающий пользоваться «экземпляром народного достояния», обязан был отчислять от своего заработка 10%, а мужчина, не принадлежащий к «трудовой семье», – 100 руб. в месяц. Из этих отчислений создавался фонд «Народного поколения», за счет которого должны были выплачиваться вспомоществование национализированным женщинам в размере 232 руб., пособие забеременевшим, содержание родившихся у них детей (последних предполагалось воспитывать в приютах «Народные ясли» до 17 лет), а также пенсии женщинам, потерявшим здоровье.
Во время судебного разбирательства выяснилось, что Хватов уже успел на практике отчасти реализовать некоторые параграфы фальшивки. Для этого он приобрел в Сокольниках избу из трех комнат, названную им «Дворцом любви коммунаров». Посещавших «дворец» он именовал «семейной коммуной». Получаемые от них деньги присваивал. Порой и сам посещал «дворец», чтобы выбрать понравившуюся ему молодую женщину и попользоваться ею часок-другой. Разумеется, бесплатно...
...Согласно его указанию, коммунары спали по 10 человек в комнате – мужчины отдельно от женщин. На две десятиместные комнаты полагался один двуспальный номер, где пара уединялась для сексуальных утех по согласованию с остальными сластолюбцами. Начиная с 11 вечера и до шести утра «дворец» содрогался от страстных стонов, ходил ходуном, как если бы в нем совершались брачные игры бегемотов.
Услышав эти подробности общения коммунаров, толпа присутствующих в зале юнцов и их подруг – отпрысков состоятельных родителей – завизжала от удовольствия. Замужние же женщины, которые явно были в меньшинстве, начали стучать о пол принесенными с собой штакетинами... В своих выступлениях сторона обвинения, которую представляли П.Виноградская, заведующая женотделом МГК РКП(б), и А.Залкинд, известный москвичам как «врач большевистской партии», утверждали, что «излишнее внимание к вопросам пола может ослабить боеспособность пролетарских масс», да и вообще «рабочий класс в интересах революционной целесообразности имеет право вмешиваться в половую жизнь своих членов».
В заключение оба обвинителя просили суд приговорить Хватова к лишению свободы на пять лет с отбыванием наказания во Владимирском централе и конфискацией имущества.
...Когда председатель суда по фамилии Могила, фронтовик-рубака, потерявший в боях с белогвардейцами правую руку, предоставил слово защитникам, на сцену вспрыгнула Коллонтай. В течение 40 минут она, оседлав любимого конька, блистательно отстаивала свою теорию «Эроса крылатого» – свободу отношений между мужчиной и женщиной, лишенной формальных уз, подводя таким образом теоретическую базу под фривольность нравов, проповедовавшихся Хватовым в декрете.
Александра Михайловна подчеркнула, что присущие до 1917 года социальным низам вольность и даже падение нравов – это всего лишь отрыжка буржуазного прошлого, но с развитием социализма от них не останется и следа. Закончила Коллонтай свою речь требованием освободить Хватова из-под стражи прямо в зале суда, но с одной оговоркой: он обязан вернуть в государственную казну деньги, полученные от похотливых коммунаров.
Едва Коллонтай спрыгнула со сцены, как толпа замужних простолюдинок, смяв дежурный наряд вооруженных красноармейцев, ворвалась в зал. С криками: «Ироды! Богохульники! Креста на вас нет!» – женщины стали забрасывать тухлыми яйцами, гнилой картошкой и дохлыми кошками защитников, судью и, конечно, Хватова. Срочно было вызвано подкрепление: броневик с облепившими его вооруженными матросами. Дав несколько пулеметных очередей в воздух, броневик угрожающе двинулся к входу. Толпа рассеялась. А суд в лице безрукого фронтовика Могилы и двух солдат-заседателей удалились в совещательную комнату для принятия решения.
Совещались они около трех часов и в конце концов, вняв доводам Александры Коллонтай (как-никак, член ЦК РКП(б) и нарком – ей виднее!), вынесли вердикт: освободить Хватова прямо из зала суда ввиду отсутствия состава преступления. Вместе с тем у подсудимого должна быть конфискована избушка в Сокольниках, а также возвращены государству деньги, полученные им от «трудовых семей», развлекавшихся во «Дворце любви».
Хватов недолго праздновал свое освобождение. На следующий день он был убит в собственной лавке группой анархистов, которые выпустили по этому поводу прокламацию. В ней они разъясняли, что убийство Хватова – это «акт мести и справедливого протеста» за издание от имени анархистов порнографического пасквиля под названием «Декрет об обобществлении российских девиц и женщин».
ПОСЛЕДОВАТЕЛИ
Убийством Хватова, однако, история с декретом не закончилась. Напротив, она только начиналась. Прежде всего потому, что пасквиль с необычайной быстротой стал распространяться по России. К осени 1918 года он был перепечатан многими буржуазными и мелкобуржуазными газетами. Одни редакторы публиковали его как некий курьез, способный развлечь читателей, другие – с целью дискредитировать анархистское движение, а заодно и советскую власть, так как анархисты в то время участвовали вместе с большевиками в работе Советов всех уровней.
Процесс распространения декрета вышел из-под контроля властей. Начали появляться различные его варианты.
Так, в Вятке правый эсер Виноградов, переписав текст хватовского «сочинения» из газеты «Уфимская жизнь», напечатал его под названием «Бессмертный документ» в газете «Вятский край».
Шумную известность получил декрет Владимирского совета об объявлении женщин с 18 до 32 лет государственной собственностью. Местная газета «Владимирские вести» писала: «Всякая девица, достигшая 18 лет и не вышедшая замуж, обязана под страхом наказания зарегистрироваться в бюро свободной любви. Зарегистрированной предоставляется право выбора мужчин в возрасте от 19 до 50 лет себе в сожители-супруги...» А в Екатеринодаре летом 1918 года особо отличившимся красноармейцам выдавали на руки мандат следующего содержания: «Предъявителю сего мандата предоставляется право по собственному уразумению социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц в возрасте от 16 до 20 лет на кого укажет товарищ».
В годы Гражданской войны в России декрет взяли на вооружение и белогвардейцы. Приписав авторство этого документа большевикам, они начали широко использовать его в агитации населения против советской власти. (Любопытная деталь – при аресте в январе 1920 года адмирала Колчака в кармане его френча был обнаружен текст хватовского декрета.)
...Знаменитый английский писатель Герберт Уэллс, заинтересовавшись этим поистине поразительным феноменом – появлением и реализацией параграфов «произведения» Хватова, специально прибыл в Москву в 1920 году и имел трехчасовую беседу с Лениным, чтобы выяснить,
действительно ли руководство РКП(б) обнародовало и воплощает в жизнь установки «Декрета об обобществлении российских девиц и женщин». Вождю удалось убедить всемирно известного писателя, что центральные органы советской власти не имеют к «документу» ни малейшего отношения, о чем Уэллс и поведал в книге «Россия во мгле».
А что же после Гражданской войны?
В 1927 году в Ленинграде на пляже у Петропавловской крепости произошло дикое преступление. Тринадцать учащихся ФЗУ при Балтийском заводе зверски изнасиловали трех девушек.
В постреволюционной России сексуальные преступления в среде рабочей молодежи происходили очень часто, и, возможно, данный случай не дошел бы до суда, если бы одна из потерпевших не скончалась от телесных повреждений, а у другой отец не оказался видным партийным деятелем.
Расследование не было объективным, но вскрыло жуткие факты. Один из преступников, Федор Солонцов - комсомольский активист, низкорослый парень с изъеденным оспой лицом, славился сексуальными победами.
Он имел восемь постоянных интимных партнерш в своей комсомольской ячейке, принуждая их к сожительству. Одной из девушек, приехавшей в Ленинград из деревни, поначалу отказавшейся содействовать "внедрению революционной пролетарской морали", он угрожал лишением места в общежитии, вторую непокорную обещал исключить из комсомола, третьей просто подарил пару дефицитнейших фильдеперсовых чулок. "Какая прелесть!" - прослезилась девица, и тут же отдалась комсомольскому вожаку.
Для оправдания своего поведения хитрый сластолюбец ссылался на декрет об обобществлении женщин.
В среде комсомольской молодежи приобрели популярность так называемые "вечерки", где молодые люди "пробовали" девушек. Соловцов проводил подобные "мероприятия" в помещении комитета комсомола в родном ФЗУ, очевидно потому, что больше было негде.
Забавно, что посиделки комсомольский лидер начинал с чтения трудов Ленина, Маркса, Энгельса и Коллонтай. Затем присутствующим парням предоставлялось право выбора пришедших на собрание комсомолок.
Преимуществом пользовался, конечно, секретарь комсомольской ячейки, он мог оставить для себя нескольких понравившихся девушек. "Проба" проходила тут же, в помещении комитета комсомола, на кожаном диванчике.
Как потом выяснилось, большая часть девушек соглашалась на это добровольно, считая подобное поведение совершенно естественным делом. К тем же, кто отказывался, Соловцов применял крутые меры.
Угрожал исключением из комсомола, что автоматически приравнивало такую девушку к врагам революции со всеми вытекающими последствиями. Двух непокорных он действительно исключил из ячейки, вероятно для острастки остальных.
На суде Соловцов оправдывался тем, что девушки на "вечерки" приходили добровольно. Во время следствия выяснилось, что одна из девушек, состоявшая в ячейке ФЗУ "Балтийского завода", повесилась, по всей вероятности, не выдержав позора. Однако приписать эту трагедию действиям Соловцова не удалось, да и не существовало в те времена такой уголовной статьи - "доведение до самоубийства".
Любителю плотоядных утех показалось мало вполне доступных комсомолок. С группой рабочих Федор отправился к Петропавловской крепости, где познакомился с тремя симпатичными девушками. День выдался по-летнему теплый. Сначала молодые люди мирно общались, купались, загорали и даже спорили о сроках торжества коммунизма во всем мире.
Ближе к вечеру, когда отдыхающие уже разошлись, похоть овладела парнями, которые, как они объясняли на суде, страдали от "нетерпежки". Сначала Федор предложил новым знакомым отдаться добровольно. В ответ одна из них прозрачно намекнула соблазнителю, что его отвратная физиономия не располагает к мыслям о соитии.
Соловцов рассвирепел и ударил "несознательную" гражданку кулаком в лицо. Расстегнув штаны, он накинулся на бедняжку прямо на пляже.
Ее подруги пытались убежать, но парни, воодушевленные примером своего руководителя, не позволили девушкам скрыться.
Несдержанные комсомольцы изнасиловали жертвы в извращенной форме, совершая групповые половые акты.
Оргия продолжалась два часа. У одной из потерпевших оказались поврежденными внутренние органы. Совершив насилие, парни стали жестоко избивать девушек, зверея от вида крови и беспомощности несчастных.
"Убивают! Помогите!" - вопили жертвы. На крики прибежал наряд милиции.
Соловцов удивился тому, что его пытаются задержать представители власти, считая, что действовал правильно, ведь девицы "проявили несознательность".
"Они не захотели добровольно доставить сексуальное наслаждение комсомольцам! - кипятился он. - Это их надо арестовывать, а не нас!"
На суде насильники не признали вины, оправдываясь тем, что вели себя согласно революционной морали. Суд был превращен в показательный процесс. Преступников сурово наказали. Соловцов был расстрелян. Его подельников приговорили к длительным срокам заключения.
Общество неоднозначно восприняло эту историю. Многие писали в партийные органы и газеты гневные письма, требуя смертной казни для насильников.
Другие же, особенно из среды молодых рабочих, наоборот, оправдывали преступников: "Как же нам удовлетворять естественные надобности? - обращался анонимный автор в редакцию газета "Правда". - Девушки должны были пойти навстречу просьбе товарищей-комсомольцев и снять с них сексуальное напряжение, чтобы они, вдохновленные и довольные, смело шли к новым трудовым победам! Эрос революции должен помогать молодежи строить светлое коммунистическое завтра!"
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
На рубеже 1920–1930 годов начался поворот к резкой деэротизации советского общества. Был взят курс на ужесточение норм социальной жизни. С середины 1930-х сфера интимных отношений стала предельно политизированной. На страницах газет и журналов уже невозможно было найти дискуссий по половым проблемам. С улиц городов исчезли фривольно одетые девушки. «Нормой быта» являлись истории, подобные той, что произошла в марте 1935 года на фабрике «Трехгорная мануфактура»: бюро ВЛКСМ исключило из комсомола молодого слесаря за то, что он «ухаживал одновременно за двумя девушками».
Новый социалистический аскетизм всячески поощрялся властными и идеологическими структурами. С 1937 года бытовые неурядицы стали раздуваться до масштаба громких дел. В том же году «Комсомольская правда» сообщала в передовице, что «враги народа немало поработали, чтобы привить молодежи буржуазные взгляды на вопросы любви и брака, стараясь тем самым разложить советскую молодежь политически». Добрачные половые контакты окончательно перешли в разряд проявлений «тлетворного капиталистического образа жизни». Даже факт официального развода отныне ставил клеймо на дальнейшей судьбе и карьере коммунистов и комсомольцев.
...Последующие великие события ХХ века растворили факт появления декрета Хватова, будто жалкую муху, упавшую в чан с кипящей кислотой. Поэтому-то преобладающее большинство современных историков ничего о нем и не знают...
Источник фото: nlr.ru
Источник cтатьи: nvo.ng.ru podrobnosti.ua