Не поленилась написать, не ленитесь прочитать...
Раскаяние отца.
Послушай, сын. Я произношу эти слова в то время,когда ты спишь; твоя маленькая рука подложена под щечку, а вьющиеся белокурые волосы слиплись на влажном лбу. Я один прокрался в твою комнату. Несколько минут назад, когда я сидел в библиотеке и читал газету, на меня нахлынула тяжелая волна раскаяния. Я пришел к твоей кроватке с сознанием своей вины.
Вот о чем я думал, сын: я сорвал на тебе свое плохое настроение. Я выбранил тебя, когда ты одевался, чтобы идти в школу,т.к. ты только прикоснулся к своему лицу мокрым полотенцем. Я отчитал тебя за то, что ты не почистил ботинки. Я сердито закричал на тебя, когда ты бросил что-то из своей одежды на пол.
За завтраком я тоже к тебе придирался. Ты пролил чай. Ты жадно глотал пищу. Ты положил локти на стол. Ты слишком густо намазал хлеб маслом. А затем, когда ты отправился поиграть, а я торопился на поезд,ты обернулся,помахал мне рукой и крикнул:"До свидания, папа!", я же нахмурил брови и отвечал:"Распрями плечи!".
Затем, в конце дня, все началось снова.Идя по дороге домой,я заметил тебя, когда ты на коленях играл в шарики. На твоих чулках были дыры. Я унизил тебя перед твоими товарищами,заставивь идти домой впереди меня. Чулки дорого стоят - и если бы ты должен был покупать их на собственные деньги,то был бы более аккуратным! Вообрази только сын, что это говорил твой отец!
Помнишь, как ты вошел потом в библиотеку, где я читал,- робко, с болью во взгляде? Когда я мельком взглянул на тебя поверх газеты, раздраженный тем, что мне помешали, ты в нерешительности остановился у двери. "Что тебе нужно?"- резко спросил я.
Ты ничего не ответил, но порывисто бросился ко мне, обнял за шею и поцеловал.Твои ручки сжали меня с любовью, которую бог вложил в твое сердце и которую даже мое отношение не смогло иссушить. А затем ты ушел, семеня ножками,вверх по лестнице.
Так вот , сын,вскоре после этого газета выскользнула из моих рук и мною овладел ужасный, тошнотворный страх. Что со мной сделала привычка?Привычка придираться, распекать - такова была моя награда тебе за то, что ты маленький мальчик.Нельзя ведь сказать, что я не любил тебя, все дело в том, что я ожидал слишком многого от юности и мерил тебя меркой своих собственных лет.
А в твоем характере так много здорового, прекрасного и искреннего. Твое маленькое сердце столь же велико, как рассвет над далекими холмами. Это проявлялось в твоем стихийном порыве, когда ты бросился ко мне, чтобы поцеловать меня перед отходом ко сну. Ничто другое не имеет сегодня значения, сын. Я пришел к твоей кроватке в темноте и, пристыженный, преклонил перед тобой колени!
Это слабое искупление. Я знаю, что ты бы не понял этих вещей, если бы я тебе сказал все это, когда ты проснешься. Но завтра я буду настоящим отцом! Я буду дружить с тобой, страдать, когда ты страдаешь, и смеяться,когда ты смеешься. Я прикушу свой язык, когда снего будет готово сорваться раздраженное слово. Я постоянно буду повторять как заклинание: " Он ведь только мальчик, маленький мальчик!"
Боюсь, что я мысленно видел в тебе взрослого мужчину. Однако сейчас, когда я вижу тебя,сын, устало съежившегося в своей кроватке, я понимаю, что ты еще ребенок. Еще вчера ты был на руках у матери, и головка твоя лежала на ее плече. Я требовал слишком многого, слишком многого.
На самом деле, не важно сын или дочь, раскаяние отца или матери, но мы с вами ведь зачастую раздражаемся на своих детей, Потом так стыдно становится, что не знаешь, как искупить вину перед ними. Тоже так станешь над спящим ребенком, погладишь по головке, поплачешь. А завтра новый день и вот прочитав сегодня этот рассказ, хочется, чтобы завтрашний день был с нового листа...