Про врачей

Очень мне понравилась одна статья интересная... Дело в том, что у меня мама и отчим врачи. Правда не практикующие: ушли в педагогику. Теоретики так сказать... тем не менее росла я в этой среде жарких споров о методах лечения, доктору Хаусу и не снилось.. друзья-анестезиологи, врачи скорой помощи и т.д. страшилок наслушалась. передёргивало,  когда свекровь говорила старшему внуку, мол вырастешь, станешь врачом, будешь меня лечить...а я думаю ни за что и никогда... и в 100 раз тяжелей работа врачей-акушеров.

Женщина, в жизни которой вот-вот произойдёт чудо рождения. 9ть месяцев ожидания. боль, страх... не уходите, уколите меня... обезбольте... не могу терпеть.  и после родов сотни вопросов: почему не подходил... а зачем он это сделал... а почему то не сделал... появляются сомнения в компетентности... не объяснил, не рассказал

а у них просто работа такая. по 15-20 родов за смену, операции, тяжёлые случаи...

предлагаю посмотреть на чудо рождения глазами врача, прочувствовать...

В моей профессии много женщин. И это логично. Хотя немало предпочитают акушера - мужчину. И это странно. Тем не менее женщины моей профессии - совершенно особенные. Иногда кажется, что знаю их больше и понимаю лучше, чем своих домашних. И это объяснимо. Бывали месяцы, когда с ними я спал чаще. Спал, стоя, подперев голову руками на наркозном аппарате; сидя – откинувшись затылком на теплый стерилизатор; лежа - на подоконнике с закинутыми на косяк ногами. Валетом, лесенкой, навалом. Скрючившись, свернувшись, уткнувшись. А чаще, конечно - не спал вообще. С ними разве уснешь?

Одно из самых сильных профессиональных впечатлений, это увидеть коллег-женщин вне работы. Например, в ресторане на праздновании чего-то там традиционного. Куда деваются привычные заляпанные кровью тапочки и бесцветные волокнящиеся от непрерывной стерилизации костюмы? Усталые глаза, стянутые в хвост лоснящиеся волосы, отекшие ноги, срезанные под корень ногти и синева на нижних веках? Это уникальный всплеск эмоций - сидеть и зачарованно рассматривать тех, кого, казалось бы, внешне знаешь до диаметра пор на коже. Тут важен сам факт преображения. Эти платья и туфли, этот макияж и прически. Думаешь: Господи, девочки, зачем вам все это? Королева на королеве. Ты не привык знать их такими. Мир переворачивается. Ровно на один вечер. На работе видеть в них женщин нельзя, иначе - профнепригодность.

Удивляешься: откуда, откуда в них столько силы? Дом, дети, мужья, старые родители... (Проплывают анестезиологи в длинных черных платьях точеными фигурками ферзей - какая восхитительная была бы партия и как сладок мат: трубки, манжетки, эпидуралки, ларингоспазмы, аспирации. На кой черт, солнышки?). Нищенские зарплаты, унизительные подачки, украденные у близких годы, бессонные ночи, гипертонии... (Птичьей шуршащей стаей садятся неонатологи. Первые после Бога. Не знаю, какой именно тип пернатых, но все так небесно грациозны и очаровательны, что, не зависимо от возраста, каждую хочется кормить с рук: сипапы, пупочные катетеры, гематомы, пневмонии, желтухи, респираторные дистрессы, фетопатии и прочие фляки. Это ли то, о чем вы мечтали?).

День. Ночь. День спишь убитый после ночи. Выходной – неизбежный быт. В промежутках – «блатные» роды, чтоб как-то выживать, а значит прискакать по восемь раз на дню и четыре за ночь. День. Ночь. День спишь убитый после ночи. Выходной – неизбежный быт. И так год за годом. Без права выключать мобильный... (Ровным строем идут акушеры. Пехота, царица полей. Матерь человеческой жатвы. Преэклампсии, отслойки плаценты, вакуумы, скальпеля, викрил, антенаталы, гипоксии, дистоции, кровотечения. Как живется вам, родные? Как дышится? Как не спится?). Ничего вам не желаю. Мы все знаем – так положено.

Будут слезы, будут проклятия, будут попытки все бросить и забыть, как страшный сон, но – бесполезно. Родзал - это навсегда. Мне часто на дежурство звонила мама – в прошлом завродблоком, только для того, чтоб снял трубку на втором посту возле детства и она могла перед сном послушать, как кричат детки.

«Вертер, все это очень интересно, но мы пришли читать про любовь», - скажете вы. Да-да, совсем заговорился. Любовь, а любовь тут везде: в околоплодных водах, текущих по колотой голубой плитке, в ритмичном ясном сердцебиении через стетоскоп, в капельках пота на лбу роженицы, в сплетении ее пальцев с ладонями мужа во время схваток, в крупинках смазки на спинке новорожденного, в чистой моче и плотной послеродовой матке.

Ночь. Вернее, какая ночь? Утро. Четыре час утра. Просыпаются первые птицы и бомжи. Вот-вот примутся за дело. Отделение патологии беременности. Диагнозы - мох и болото. Люд - сбор блатных и шайка нищих. Сутки - вторые подряд, потому что накануне рожал какую-то свою крошку. Пяток родов, две операции, 50 грамм коньяка за здоровье внука какого-то прокурора, горькая оливка, кислый лимон, вакуум-экстракция, ушивание разрыва промежности, ложка сахара, двадцать минут беспокойного проваливания в дрему, отошедшие в 30 недель воды, кровянистые выделения в пятой палате, плохой монитор в первой. Наклевывается еще одна операция.

Четыре утра - собачье время. Ты готов отдать все за час горизонтального положения. Говоришь: пропади оно все пропадом. Гори оно все серо-буро-малиновым пламенем. Я хочу спать. Спать. Хочу на берег океана. Хочу уткнуться мордой в теплый песок. И чтоб никого и только волны шумят. Я ничего не соображаю. Я хочу спать. А-а-а! Яду мне. Нужно хотя бы полчаса. Остановите землю, я сойду. Только полчаса. Мама, роди меня обратно. Все, не могу. Большой привет.

- Ложись, ложись, я постою, - так спокойно, так тихо, так ласково говорит вторая доктор.

Падаешь куда попало и несколько минут плывешь мутной водой поверхностного сна. Тут кто-то осторожно касается плеча. Подъем. Перед тобою твоя доктор: «быстро, разворачиваемся». Медсестры тянут носилки. Все ясно – отслойка. Спешим за ними в оперблок. Доктор идет впереди и по шагам ее крохотных ног, по треугольнику расправленных плеч, по кулачкам, сжатым в карманах, ты понимаешь, во сколько тысяч раз она тебя сильнее. Такая маленькая, такая хрупкая доктор.

Раздеваемся вместе за шкафом на кушетке, быстрее, чем разгоряченные любовники, подавая друг другу косынки и бахилы. Моемся, забрызгивая друг друга мыльной пеной и первомуром. Обрабатываемся. Накрываемся. Контакт глазами. Невербальный консонанс. Латекс перчаток. Простыни. Раскрываемся, соприкасаясь руками. Делаем, что должны. Пару минут активных телодвижений. Акушерка уносит маленькое несуразное синеватое существо, которое кричит. Кричит, как надо. Ушиваемся. Развязываем друг другу хлястики халатов на спине. Долго сидим полуголые в раздевалке. Утомленные погоней беглецы. Подкалываем анестезиолога, который совсем не рад неожиданному подъему. Пьем N-ный кофе, вызывающий разве что запредельное торможение. Вспоминаем какие-то неуместны байки и бородатые анекдоты. В конце концов, прислушиваясь к шагам в коридоре первого этажа, молча падаем на диван. Традиционно отворачиваемся. Закрываем глаза. В темноте так остро ощущаешь тепло и дыхание. Ничего друг другу не желаем, потому что знаем наверняка, не пройдет и часа, как нас разбудит чей-то беспокойный топот. Но это совсем не страшно, когда рядом такая маленькая, такая большая доктор.

 http://pirhospr.livejournal.com/71179.html