самый сложный возраст
ему четыре с половиной недели, и он не слезает с рук. не спит ночами. постоянно просит грудь, но сразу плюётся и орёт. тужится, краснеет и поджимает ножки. ему больно. у него колики.
у тебя разрывается сердце от беспокойства и жалости, ты ходишь по врачам и обзваниваешь детных подруг. все что-то советуют с пометкой нам помогло, и ты пробуешь, пробуешь, но он всё равно поджимает ножки и верещит поросёночком. всё, что ты ощущаешь - это чувство вины. что же это такое? все справились. одна ты своему ребёнку помочь не можешь. что ж я за мать?...
ты толком не можешь вспомнить, мылась ли ты вчера вечером, ты постоянно жрёшь, ты не влезаешь ни в одну свою добеременную вещь, ты на-гу-ля-лась, и тебе всё время хочется спать-спать-спать.
а ещё ты никому не признаёшься, что малодушно вспоминаешь ту жизнь - беззаботную, весёлую, полную преодолений, достижений, движа, красивых платьев и рабочих авралов допоздна. теперь-то ты точно знаешь, что никакие это были не авралы. что это за авралы, если ты спала по воскресеньям до одиннадцати.
ты ошеломлена тем, что с тобой произошло. ты ведь всегда считала себя здравомыслящим человеком. но сейчас кажется, весь мозг стёк в грудь, и ты ни на что не способна.
вдох-выдох, мать, вдох-выдох. ты справишься. это не самый сложный возраст.
* * *
ему год и десять, и он превратился в неуправляемое чудовище. по любому поводу он падает на пол и оглушительно орёт. не слышит речь и не понимает простых слов.
третьего дня он закатил истерику прямо на улице. не хотел уходить с площадки.
он орал так истошно, что вокруг оборачивались люди. пришлось сгрести его в охапку и нести на руках. к тебе даже прицепилась какая-то бабка, вмешиваясь в его вопли вторым голосом.
а ты ещё, как назло, надела в тот день светло-карамельное пальто и ботильоны. тебе так надоели треники. ты шагаешь, как дура, с эскортом из визгливой карги, в ботильонах и светло-карамельном пальто, загвазданном грязью и соплями пополам с ягодным морсом, который он пил за пару минут до этого, и несёшь на руках извивающееся и орущее самое дорогое, что у тебя есть.
твой персональный walk of shame. пальто не отстиралось.
ты читаешь статьи и книги. там всё логично, понятно, написано доходчивым языком, но в жизни не получается пока. тебе вообще трудно представить, что когда-нибудь это закончится.
вдох-выдох, мать, вдох-выдох. ты справишься. это не самый сложный возраст.
* * *
ему три с половиной, и вот уже почти год он ходит в детский сад. ах, как ты ждала этого!
в декрете ты застоялась. тебе снова хочется развития, преодолений и достижений. хочется работать головой. хочется хоть одну малююююсенькую командировочку.
а ещё ты обновила гардероб. узкие юбки и палаццо с высокой талией. ты так похорошела за последний год декрета.
ты читала про адаптацию, готовила его и себя, в тайне нервничала и переживала. и вот он пошёл в гкп, довольно быстро там освоился и уже к восьмому дню совершенно неожиданно сам остался на послеобеденный сон. надо ли говорить, что ликованию твоему не было предела.
хотя первая неделя ожидаемо закончилась соплями.
ну, ничего, дети без соплей не растут, - резюмируешь ты, лечишь сопли и отводишь снова.
на этот раз он ходит три дня. на четвёртый просыпается с больным горлом.
дальше всё в таком же духе. сопли, горло, затяжной кашель. ветрянка на пару с братом. не напрягаясь, ты даже не вспомнишь, ходил ли он когда-нибудь в сад полную неделю. забирай! ты сделаешь его инвалидом! - твердит тебе мать. ты уже сама сомневаешься, правильно ли поступаешь. единственное, что останавливает тебя - мысли о том, что всё то же самое в первом классе будет не легче.
ты проходишь дурацкий период походов по врачам в попытке решить вопрос с иммунитетом комплексно. ты уже не думаешь ни о командировках, ни о развитии, ни о палаццо с высокой талией. и конечно, не сердишься на него за пропущенный день рожденья подруги или запланированный поход на балет (это так редко бывает в провинции!).
с нежностью обнимая доверчиво жмущееся к тебе, полыхающее жаром тельце, пробуя губами горячий лоб в ожидании, когда подействует нурофен, целуя пылающие щёчки и даже не задумываясь, что сама свалишься через пару дней, ты просто повторяешь: не болей, солнышко. поправляйся скорее. я так люблю тебя.
вдох-выдох, мать, вдох-выдох. я люблю тебя, мама. крылья. ты справишься. это не самый сложный возраст.
* * *
ему семь, и он похлестался с братом. снова.
всё как обычно. ты идёшь на визг из детской, видишь клубок из детей, привычно разнимаешь, приказываешь успокоиться и рассказать, что случилось.
один держится за щёку, у второго расцарапана шея, и они, перебивая и тыча друг в друга пальцем, жарко и убеждённо кричат что-то из серии сам дурак. ты даже не можешь толком разобрать слов.
в этом оре ничего решить нельзя, поэтому ты привычно разводишь их по комнатам и говоришь сидеть и думать.
за что! - с возмущением кричит каждый. - я ничего не сделал! это он!!!
и ты повторяешь в сотый раз, что так не бывает. вы оба не пошли друг другу навстречу, не попытались договориться. не поступили по-братски. пока вы не научитесь договариваться, драки будут бесконечно. сидите и думайте.
нет, ты не особо надеешься, что они будут прям сидеть и думать. ты просто даёшь им возможность остыть, перекипеть. соскучиться друг по другу.
дальше ты вызываешь их на разговор, и они в итоге мирятся, конечно, извиняются друг перед другом, жмут руки и хлопают по плечу. но только для того, чтобы через пару часов снова сцепиться в свирепом порыве неистовой братской любви…
ты читаешь ночами, сёрфишь видео, слушаешь умные, понятные мысли, киваешь и соглашаешься, но на практике изо дня в день это всё не работает почему-то…
и ты уже не веришь, что тебе когда-нибудь удастся выстроить тёплые, братские отношения между ними. что бы ты не делала, ничего не получается. у тебя опускаются руки. в конце концов ты просто устала быть третейским судьёй в их бесконечных распиздовках.
вдох-выдох, мать, вдох-выдох. ты справишься. это не самый сложный возраст.
* * *
ему четырнадцать, и он прогулял физру и общество. тебе об этом рассказала его классная, ворвавшись сообщением прямо в жерло изнурительных переговоров, к которым ты готовилась больше месяца. а его самого даже дома ещё нет.
в кофе-брейке ты, закрывшись в кабинете, набираешь её номер. оказывается, прогуливать он стал ещё в начале четверти, а итоговой оценкой по обществу у него вырисовывается махровое два.
первым делом тебе хочется зашибить свиноту. с вертушки.
но когда сходит первая волна гнева и возмущения (как же хорошо, что он не подвернулся под горячую руку), ты понимаешь, что, строго говоря, страшного ничего не произошло. пока. седьмой класс. не девятый и не одиннадцатый.
а значит, время есть. надо исправлять. причём даже не двойки, а бортовые настройки. двойки - пустое, даже если в четверти. главное, чтобы понял. главное, достучаться. а если ты будешь орать дурниной, он схлопнется как рапан. хрен откроешь. и та ниточка между вами, которая в четырнадцать и так натянута как фортепьянная струна и истёрта, как старый, корабельный канат, оборвётся вовсе, портал закроется, и ты потеряешь его. навсегда.
ты почти успокаиваешься, продумываешь канву разговора, но тут он возвращается домой и… хоба… сюпрыз. окрест него плывёт отчётливый флёр курева. да еб-твою-мать!!!
повторяя про себя как мантру: хорошо, что табак, хорошо, что табак, хорошо, что табак, ты интеллигентно и вежливо (почти как планировала) скручиваешь ему резьбу опорно-двигательного аппарата и нежно форматируешь процессор до тех пор, пока он не обещает тебе - вроде искренне - во-первых, самому подойти к учителю и попросить индивидуальное задание, а во-вторых, никогда больше не стоять рядом с курящими ребятами, ага.
оба эти обещания он, кстати, сдержит.
а ты по окончании двухдневной эскапады измотана так, будто три гряды самолично вскопала и оформила на крупный объект коммерческой недвижимости антитеррористический паспорт.
вдох-выдох, мать, вдох-выдох. ты справишься. это не самый сложный возраст.
* * *
ему семнадцать, и у него первая девушка. он ходит с томным взглядом, сидя за обеденным столом, залипает в горизонт и при любой возможности пытается слинять с палубы.
братья подтрунивают над ним, он слегка бесится, ты тихонько посмеиваешься и тайком вздыхаешь о своём.
всё происходящее смотрится мило, немножко смешно, немножко страшно, но вполне естественно. ты ожидала этого. всерьёз готовилась. проводила ликбез, беседовала о предохранении и ответственности, старалась привить уважение к женскому репродуктивному здоровью.
что ж, так и должно быть. все взрослеют. в принципе ты спокойна.
пока однажды вечером он не затевает с тобой чудесатый разговор.
откуда-то от печки, да с бубенцами, длинными, пространными лирическими отступлениями он выходит на расплывчатый и аморфный, но уже кристально ясный тебе вопрос: а вот что же будет, мать, ежели вот вдруг хихи-хаха?
ты внимательно вглядываешься в его лицо - такое знакомое, такое родное… ты настолько хорошо знаешь его, что тебе не составляет труда безошибочно определить, всерьёз он или шутит. и сейчас ты видишь с некоторым ужасом, что ироничной улыбки нет, есть лишь напускное безразличие, под которым полыхает взволнованное зарево.
тебе становится очень страшно, очень. так страшно, что ты покрываешься жаркой испариной, а голову резко сдавливает тугой, жёсткий обруч. все планы, столько работы, учёбы, подготовки - всё насмарку. нет, не такого ты хотела для своего семнадцатилетнего сына. что же будет дальше…
вот сейчас, наверное, самое время учинить скандал. куда ты смотрел?!! чем думал?!! ты понимаешь вообще, во что вкапался?!!
стоп. он доверился. плохо или хорошо то, что произошло - сейчас он поступает правильно. могу ли я подвести его сейчас. и это даже не вопрос.
ты собираешь волю в кулак, рисуешь на фотокарточке спокойствие-только-спокойствие и произносишь: ну, ребёнок же. не триппер. не вижу поводов для истерики. не конец света.
на триппере он, конечно, немного расслабляется и ржёт. самое страшное для него позади. мать не снесла ему чердак…
дурачок. если это залёт, рядовой - всё только начинается.
вы долго беседуете, ты убеждаешь его, если такое случится, не скрывать и сказать правду мне и родителям девушки. мы любим вас. и хотим только хорошего. да, переживаем, можем среагировать эмоционально вначале. но в любом случае мы поможем, поддержим, справимся. это без вариантов.
разговор закончен, он встаёт, так ничего конкретного и не сказав, а перед дверью оборачивается и спрашивает серьёзно и хмуро: как бы ты поступила, мам?
ты знаешь ответ, сын. я другого не дам. дети должны рождаться. остальное можно решить. правда, можно. уж я-то знаю. но если так случится, решение только за вами. жизнь ваша, ваша ответственность. думай. а я приму и поддержу.
три дня ты не находишь себе места, почти не спишь ночами, а на четвёртый после ужина просто и спокойно спрашиваешь. он смеётся: всё в порядке. обошлось. фальстарт. ты снимаешь с головы тугой, жёсткий обруч и наконец высыпаешься впервые за четыре ночи.
вдох-выдох, мать, вдох-выдох. ты справишься. это не самый сложный возраст.
* * *
ему скоро двадцать, и он студент. он живёт отдельно, далеко. сам.
вы наконец в прекрасных отношениях. он относится к тебе тепло и бережно. ты заслужила. я уважаю тебя, мать. крылья.
у вас теперь нескончаемый чат в мессенджере. время от времени вы просто болтаете. не о чём. он рассказывает про свою жизнь. ты чувствуешь всем сердцем, что он говорит не всё. только то, что считает нужным. но ты не вмешиваешься. он взрослый.
в конце разговора он тепло и просто спрашивает: устала, мам? и ты врёшь вдохновенно: немножко, сын. ты ведь тоже не всё ему рассказываешь.
он предлагает помощь, ты благодаришь, вы шутите, смеётесь, ты посылаешь ему сердечко (на которое он всегда отвечает: мать, такая же фигня), откладываешь смарт или закрываешь окошко чата на лэптопе, встаёшь и идёшь…
куда ты там идёшь? да мало ли у тебя личных занятий в самом деле. твой сын вырос. миссия выполнена полностью и безоговорочно. ты справилась. свободна…
но именно сейчас, пройдя долгий и тернистый квест, намотав виток за витком на собственную нервную систему колики и газики, сопли и зубы, истерики, драки, фингалы, болячки, допы, развозы, домашки, родительские собрания, двойки, упрямство, враньё, куренье за гаражами, раннюю pregnancy scare и ещё целый список больших и малых, счастливых и печальных, потаённых, известных только вам двоим моментов, ты неожиданно осознаёшь: самый сложный возраст - это здесь.
ведь есть теперь в твоём доме одна опустевшая комната. комната, где восемнадцать лет жила частичка твоего сердца, толика твоей души, твои бессонные ночи, твоя неоправданная порой строгость, твоя морщинка между бровями справа, твоя жаркая испарина, твой тугой, жёсткий обруч, твоя улыбка, твоя нежность, твоя безграничная и безусловная любовь.
и каждый раз, проходя мимо, ты невольно бросаешь взгляд в приоткрытую дверь и понимаешь, что как раньше уже не будет.
никогда…