Ольга
6 лет
Гидроцефалия не приговор
История не моя.
«В декабре 2016 года я родила сына в одном из лучших областных роддомов. У меня была платная палата и договор с врачом.
Беременность протекала хорошо. Я не лежала на сохранении, у меня не было даже токсикоза, все плановые УЗИ и скрининги проходила вовремя.
На контрольном УЗИ в роддоме врач приняла решения делать плановое кесарево и на следующий день меня прооперировали. Оказалось, что сын родился с большим количеством патологий. Врожденная гидроцефалия, расщелина в позвоночнике (спина бифида), шумы в сердце и еще несколько диагнозов. Обо всем этом я узнала через сутки после родов, когда меня перевели из реанимации в палату.
В тот же день мне предложили написать отказ. Ко мне в палату пришла педиатр и рассказала о перспективах моего ребенка: огромная голова, частичная или даже полная слепота, пожизненное инвалидное кресло, недержание мочи и кала, глубокая умственная отсталость, полное отсутствие навыков самообслуживания.
Все эти прогнозы были явно не в мою пользу. Но в каждом слове врача педиатра я слышала нотки жалости ко мне, к ребенку, ко всему происходящему. Перед уходом она сказала: - Просто подумайте о будущем. Сейчас это только одна загубленная жизнь. А если вы заберете ребенка домой, то будет, как минимум, три загубленные жизни: ваша, вашего мужа и вашего ребенка. Мы ему подберем хороший Дом ребенка. Это тот же детский сад, только под наблюдением врачей. Ему там хорошо будет. А вы будете его навещать когда захотите. Это ваше право.
После ее ухода я позвонила мужу и маме, объяснила ситуацию. То ли от шока, то ли от нахлынувших гормонов, я не проронила ни слезинки. Просто спокойно разъяснила суть проблемы и сказала, что такого ребенка мы не выходим. Но мне разрешат иногда навещать его в Доме ребенка.
Мы с мамой решили не откладывать эту «процедуру» и подписать документы на следующий день до обеда. Мой сын в это время находился в палате новорожденных и для него пошел обратный отсчет.
Мне на тот момент казалось, что это происходит не со мной и я хотела только одного - чтобы это побыстрее закончилось. Я была уверена, что отказ от ребенка решит все свалившиеся на меня проблемы. Весь день я просидела в палате на кровати и лазила по сайтам через мобильный интернет. Я смотрела рецепты новогодних салатов, читала про необычные способы нарядить елку и еще про разную ерунду.
Не знаю почему, но в какой-то момент мне пришла в голову мысль, что надо бы попрощаться с сыном. Попросить у него прощения за то, что родила его таким.
Я пошла спросить разрешения у педиатра. На что она ответила: «Попрощаться? Зачем? Он все равно ничего не понимает. Пожалей нервы». А я сказала: «Но я-то все понимаю. А нервы у меня крепкие». Получив разрешение, я пошла в палату отказников.
В ней было пять детей. Двое, как мне показалось, с синдромом Дауна, еще двое, вроде, обычные, ну и мой сын. Малыши громко кричали и от этого были какого-то неестественно-красного цвета. Я подумала, что они зовут своих мамочек. А мамочки, наверное, уже домой уехали и не знают, что дети их зовут.
За столом сидела медсестра и что-то писала. Она обернулась и сказала: - Здесь отказники. Вам в другую сторону надо идти. Я ответила: - А я написала отказ. Вон мой сын, с биркой с моей фамилией. Я пришла с ним попрощаться. Медсестра вытаращила глаза. Именно вытаращила, да так, что они из-под очков стали видны. - А, вы отказ написали. Так чего вам надо? Вам этот ребенок уже никто. Я вас не имею права сюда пускать.
Пришлось объяснять медсестре, что отказ я подпишу завтра, а педиатр разрешила мне прийти и попрощаться. Та пустила меня скрепя сердце.
Я подошла к сыну и погладила его по тельцу. Не знаю почему, но он сразу замолчал и замер. Может, это совпадение, но в тот момент меня будто ударило током.
Кто будет гладить моего сына в Доме ребенка? Кто согласиться пустить меня к нему, если даже сейчас, в роддоме я с трудом прорвалась в эту злосчастную палату? Они подберут ХОРОШИЙ дом ребенка. Но разве моему сыну будет хорошо в казенном доме ребенка?
Через две минуты я выскочила из этой палаты. Я не стала просить прощения у сына, т.к. поняла, что мне не за что его просить. Я не буду подписывать отказ.
Зайдя в палату, я дрожащими руками начала звонить маме, которая выпила все успокоительное, что было в доме, и уснула крепче крепкого. Мне ничего не оставалось, как дождаться утра. Утром мама позвонила сама, когда увидела несколько десятков моих не принятых вызовов. Я ей сказала: «Отказ писать не будем. Не приезжай». А сама стала настраиваться на разговор с педиатром. И, как выяснилось, не зря.
Услышав о моем намерении забрать ребенка домой, ее жалостливый и снисходительный тон сменился на пренебрежительный. - Как это не будете подписывать? - лицо педиатра стало красным то ли от злости, то ли от изумления. - Я обязана сообщить об этом в опеку. Если ребенок умрет у вас дома, на вас заведут уголовное дело. Вы очень рискуете.
Вообще она мне тогда много чего наговорила, но, если честно, меня это только подстегнуло к действию. Я с детства все делала наоборот. Если мне говорили «нельзя», то я в первую очередь именно туда и лезла. Если мне говорили «невозможно», я всеми силами старалась это опровергнуть. Такая черта характера снова взяла верх. И чем больше педиатр на меня давила, тем сильнее я сопротивлялась.
В итоге мы с сыном ушли из роддома под свою ответственность. Я подписала кучу заявлений о том, не имею претензий и что я обо всем уведомлена. Хотя, фактически, никто меня ни о чем не уведомлял и никто из врачей не смог предложить нам хоть какой-то алгоритм дальнейших действий. Пожалуй, они и сами не знали, что делать с таким ребенком.
Первые несколько дней после выписки у нас дома стояла абсолютная тишина. Меня съедали мысли о том, как нам дальше жить и что делать с таким особенным ребенком.
Муж постоянно молчал, наверное, просто не мог подобрать слов. Но одно я знала точно: теперь я этого ребенка никому не отдам. Пусть хоть вся опека поселится у меня в квартире, все равно не отдам.
Обстановку разрядила моя мама, которая через три дня пришла посмотреть на внука. Она сказала: «Тю! И что тут за болезнь такая смертельная? Обычный ребенок. А ты уже и нос повесила». После этих слов мне как-то сразу полегчало. Я никогда не была набожной, но в этот момент мне захотелось сходить в церковь. Сама не знаю зачем, может быть просто от безысходности.
Я попросила маму посидеть с внуком, а сама пошла в храм. После службы я совершенно случайно познакомилась с женщиной. Мы разговорились, и она рассказала мне про своего сына, которому шесть лет назад помогли в НИИ в Москве. Сейчас ее ребенок ходит в обычную школу, живет как все. Да уж… не зря я тогда пошла в церковь.
На следующее утро я побежала в поликлинику и стала просить участкового педиатра дать нам направление в этот НИИ. Педиатр, в свою очередь, тоже хотела побыстрее снять с себя ответственность за такого сложного пациента и готова была выдать мне любое направление, лишь бы я отстала.
В НИИ в Москве нас приняли сразу, не попросили даже анализы. Там подтвердили все диагнозы, которые нам ставили в роддоме. Но, к счастью, нам повезло и расщелина в позвоночнике была небольшой.
Врачи сразу сказали, что ребенок будет ходить. Шумы в сердце тоже оказались не критичными и есть вероятность, что они со временем исчезнут. А вот шунт был нужен срочно. Нас стали готовить к операции.
После установки шунта и выписки из больницы мой сын наконец-то смог нормально спать, его перестали мучить головные боли и тошнота. Моя жизнь постепенно стала входить в нормальное русло.
Но кое в чем педиатр из роддома оказалась права. Через полтора месяца после родов мой муж собрал вещи и ушел со словами: «Я не готов так жить». Правда, через три недели он прибежал просить прощения со словами: «Я не могу без вас жить». Наша семья снова воссоединилась.
Моему сыну недавно исполнился год. Это был самый тяжелый и самый счастливый год в моей жизни. Мы все прошли проверку на прочность и стали сильнее. Сейчас я понимаю, как нам повезло. Ведь нас прооперировали практически в первые дни жизни. Что было бы, если бы я тогда не пошла в церковь и не встретила ту женщину? Не хочу даже думать об этом.
Сегодня мы живем обычной жизнью, шунт ни разу не давал сбоев, и мой сын ничем не отличается от сверстников. Его физическое и психологическое развитие в норме. Кстати, про то, что у нас шунтированная гидроцефалия, мы так никому из друзей и родственников не сказали. Знаем только мы с мужем и моя мама.
Я понимаю, что не открою для вас Америку, но все-таки хочу сказать «Гидроцефалия - не приговор. Не отказывайтесь от таких детей, не оставляйте их один на один со своей бедой. Ведь любой ребенок - это счастье!» Информация предоставлена проектом «Ты ему нужен».»
Лучший ответ
Komarik
Очень хорошая история. Да, своевременное лечение и любовь творят чудеса. Очень жаль что наши доктора вот так это преподносят, чуть что сразу отказ, женщина после родов беззащитна и, не обижайтесь мамы, но по себе знаю, туговато соображают, вполне могут много ошибок совершить. В этой истории обидно и за то, что женщина в церкви знала куда обратиться, а педиатр направление,сразу после выписки из роддома и появления этого ребёнка на участке, не дала. Может и не дала бы вовсе если бы Мама сама не настояла.
14.04.2018
Ответить