От Льва Толстого

Выше про церковь почитай, Даш )

Да, я тоже искала. Мама сказала поискать в воспоминаниях о нём. Могу тебе написать, когда спрошу у мамы. Она мне должна дать книги о нём. Папа рассказывал, что он был баяреном, но всегда работал, как обычный крестьянин. У него было много детей и жил он с одной женой всю жизнь. Всегда осуждал связи на стороне.Вообщем самой интересно почитать о нём.

Вот, интересно про церковь:Лев Толстой. Его отношение к Богу, взгляд на церковь и христианствоОтветна определение Синода от 20 — 22 февраляи на полученные мной по этому случаю письмаЯ не хотел сначала отвечать на постановление обо мне синода, нопостановление это вызвало очень много писем, в которых неизвестные мнекорреспонденты — одни бранят меня за то, что я отвергаю то, чего я неотвергаю, другие увещевают меня поверить в то, во что я не переставалверить, третьи выражают со мной единомыслие, которое едва ли вдействительности существует, и сочувствие, на которое я едва ли имею право;и я решил ответить и на самое постановление, указав на то, что в немнесправедливо, и на обращения ко мне моих неизвестных корреспондентов.Постановление синода вообще имеет много недостатков. Оно незаконно илиумышленно двусмысленно; оно произвольно, неосновательно, неправдиво и, крометого содержит в себе клевету и подстрекательство к дурным чувствам ипоступкам.Оно незаконно или умышленно двусмысленно — потому, что если оно хочетбыть отлучением от церкви, то оно не удовлетворяет тем церковным правилам,по которым может произноситься такое отлучение; если же это есть заявление отом, что тот, кто не верит в церковь и ее догматы, не принадлежит к ней, тоэто само собой разумеется, и такое заявление не может иметь никакой другойцели, как только ту, чтобы, не будучи в сущности отлучением, оно бы казалосьтаковым, что собственно и случилось, потому что оно так и 6ыло понято.Оно произвольно, потому что обвиняет одного меня в неверии во всепункты, выписанные в постановлении, тогда как не только многие, но почти всеобразованные люди в России разделяют такое неверие и беспрестанно выражали ивыражают его и в разговорах, и в чтении, и в брошюрах и книгах.Оно неосновательно, потому что главным поводом появления выставляетбольшое распространение моего совращающего людей лжеучения, тогда как мнехорошо известно, что людей, разделяющих мои взгляды, едва ли есть сотня, ираспространение моих писаний о религии, благодаря цензуре, так ничтожно, чтобольшинство людей, прочитавших постановление Синода, не имеют ни малейшегопонятия о том, что мною писано о религии, как это видно из получаемых мноюписем.Лев Толстой в возрасте 20 летОно содержит в себе явную неправду, утверждая, что со стороны церквибыли сделаны относительно меня не увенчавшиеся успехом попытки вразумления,тогда как ничего подобного никогда не было.Оно представляет из себя то, что на юридическом языке называетсяклеветой, так как в нем заключаются заведомо несправедливые и клоняющиеся кмоему вреду утверждения.Оно есть, наконец, подстрекательство к дурным чувствам и поступкам, таккак вызвало, как и должно было ожидать, в людях непросвещенных инерассуждающих озлобление и ненависть ко мне, доходящие до угроз убийства ивысказываемые в получаемых мною письмах. Теперь ты предан анафеме и пойдешьпо смерти в вечное мучение и издохнешь как собака… анафема ты, старыйчорт… проклят будь, пишет один. Другой делает упреки правительству за то,что я не заключен еще в монастырь и наполняет письмо ругательствами. Третийпишет: Если правительство не уберет тебя, — мы сами заставим тебя замолчать;письмо кончается проклятиями. Чтобы уничтожить прохвоста тебя, — пишетчетвертый, — у меня найдутся средства…. Следуют неприличные ругательства.Признаки такого же озлобления после постановления Синода я замечаю ипри встречах с некоторыми людьми. В самый же день 25 февраля, когда былоопубликовано постановление, я, проходя по площади, слышал обращенные ко мнеслова: Вот дьявол в образе человека, и если бы толпа была иначе составлена,очень может быть, что меня бы избили, как избили, несколько лет тому назад,человека у Пантелеймоновской часовни.Так что постановление Синода вообще очень нехорошо; то, что в концепостановления сказано, что лица, подписавшие его, молятся, чтобы я сталтаким же, как они, не делает его лучше.Это так вообще, в частностях же постановление это несправедливо вследующем. В постановлении сказано: Известный миру писатель, русский порождению, православный по крещению и воспитанию, граф Толстой, в прельщениигордого ума своего, дерзко восстал на господа и на Христа его и на святоеего достояние, явно перед всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей егоматери церкви православной.То, что я отрекся от церкви, называющей себя православной, этосовершенно справедливо. Но отрекся я от нее не потому, что я восстал нагоспода, а напротив, только потому, что всеми силами души желал служить ему.Прежде чем отречься от церкви и единения с народом, которое мне былоневыразимо дорого, я, по некоторым признакам усомнившись в правоте церкви,посвятил несколько лет на то, чтобы исследовать теоретически и практическиучение церкви: теоретически — я перечитал все, что мог, об учении церкви,изучил и критически разобрал догматическое богословие; практически же —строго следовал, в продолжение более года, всем предписаниям церкви,соблюдая все посты и посещая все церковные службы. И я убедился, что учениецеркви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собраниесамых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смыслхристианского учения.Стоит только прочитать требник и проследить за теми обрядами, которыене переставая совершаются православным духовенством и считаются христианскимбогослужением, чтобы увидать, что все эти обряды не что иное как различныеприемы колдовства, приспособленные ко всем возможным случаям жизни. Длятого, чтобы ребенок, если умрет, пошел в рай, нужно успеть помазать егомаслом и выкупать с произнесением известных слов; для того, чтобы родильницаперестала быть нечистою, нужно произнести известные заклинания; чтобы былуспех в деле или спокойное житье в новом доме, для того, чтобы хорошородился хлеб, прекратилась засуха, для того, чтобы путешествие былоблагополучно, для того, чтобы излечиться от болезни, для того, чтобыоблегчилось положение умершего на том свете, для всего этого и тысячи другихобстоятельств есть известные заклинания, которые в известном месте и заизвестные приношения произносит священник. (Этот абзац Л. Толстой привел впримечании. — Г. П.).И я действительно отрекся от церкви, перестал исполнять ее обрядынаписал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, недопускали ко мне церковных служителей, и мертвое мое тело убрали быпоскорей, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякуюпротивную и ненужную вещь, чтобы она не мешала живым.То же, что сказано, что я посвятил свою литературную деятельность иданный мне от бога талант на распространение в народе учений, противныхХристу и церкви и т. д. и что я в своих сочинениях и письмах, во множестверассеиваемых мною так же, как и учениками моими, по всему свету, вособенности же в пределах дорогого отечества нашего, проповедую с ревностьюфанатика ниспровержение всех догматов православной церкви и самой сущностиверы христианской, — то это несправедливо. Я никогда не заботился ораспространении своего учения. Правда, я сам для себя выразил в сочиненияхсвое понимание учения Христа и не скрывал эти сочинения от людей, желавших сними познакомиться, но никогда сам не печатал их; говорил же людям о том,как я понимаю учение Христа только тогда, когда меня об этом спрашивали.Таким людям я говорил то, что думаю, и давал, если они у меня были, моикниги.Потом сказано, что я отвергаю бога, во святой троице славимагосоздателя и промыслителя вселенной, отрицаю господа Иисуса Христа,богочеловека, искупителя и спасителя мира, пострадавшего нас ради человекови нашего ради спасения и воскресшего из мертвых, отрицаю бессеменное зачатиепо человечеству Христа господа и девство до рождества и по рождествепречистой богородицы. То, что я отвергаю непонятную троицу и не имеющуюникакого смысла в наше время басню о падении первого человека, кощунственнуюисторию о боге, родившемся от девы, искупляющем род человеческий, совершенносправедливо. Бога же — духа, бога — любовь, единого бога — начало всего, нетолько не отвергаю, но ничего не признаю действительно существующим, кромебога, и весь смысл жизни вижу только в исполнении воли бога, выраженной вхристианском учении.Еще сказано: <не признает загробной жизни и мздовоздаяния>. Еслиразуметь жизнь загробную в смысле пришествия, ада с вечными мучениями,дьяволами, и рая — постоянного блаженства, то совершенно справедливо, что яне признаю такой загробной жизни; но жизнь вечную и возмездие здесь и везде,теперь и всегда, признаю до такой степени, что, стоя по своим годам на краюгроба, часто должен делать усилия, чтобы не желать плотской смерти, то естьрождения к новой жизни, и верю, что всякий добрый поступок увеличиваетистинное благо моей вечной жизни, а всякий злой поступок уменьшает его.Сказано также, что я отвергаю все таинства. то это совершенносправедливо. Все таинства я считаю низменным, грубым, несоответствующимпонятию о боге и христианскому учению колдовством и, кроме того, нарушениемсамых прямых указаний евангелия.В крещении младенцев вижу явное извращение всего того смысла, которыймогло иметь крещение для взрослых, сознательно принимающих христианство; всовершении таинства брака над людьми, заведомо соединявшимися прежде, и вдопущении разводов и в освящении браков разведенных вижу прямое нарушение исмысла, и буквы евангельского учения. В периодическом прощении грехов наисповеди вижу вредный обман, только поощряющий безнравственность иуничтожающий опасение перед согрешением.В елеосвящении так же, как и в миропомазании, вижу приемы грубогоколдовства, как и в почитании икон и мощей, как и во всех тех обрядах,молитвах, заклинаниях, которыми наполнен требник. В причащении вижуобоготворение плоти и извращение христианского учения. В священстве, кромеявного приготовления к обману, вижу прямое нарушение слов Христа, — прямозапрещающего кого бы то ни было называть учителями, отцами, наставниками(Мф. ХХИИИ, 8 — 10).Сказано, наконец, как последняя и высшая степень моей виновности, чтоя, ругаясь над самыми священными предметами веры, не содрогнулся подвергнутьглумлению священнейшее из таинств — евхаристию. То, что я не содрогнулсяописать просто и объективно то, что священник делает для приготовленияэтого, так называемого, таинства, то это совершенно справедливо; но то чтоэто, так называемое, таинство есть нечто священное и что описать его просто,как оно делается, есть кощунство, — это совершенно несправедливо. Кощунствоне в том, чтобы назвать перегородку — перегородкой, а не иконостасом, ичашку — чашкой, а не потиром * и т. п., а ужаснейшее, не перестающее,возмутительное кощунство — в том, что люди, пользуясь всеми возможнымсредствами обмана и гипнотизации, — уверяют детей и простодушный народ, чтоесли нарезать известным способом и при произнесении известных слов кусочкихлеба и положить их в вино, то в кусочки эти входит бог; и что тот, во имякого живого вынется кусочек, тот будет здоров; во имя же кого умершеговынется такой кусочек то тому на том свете будет лучше; и что тот, кто съелэтот кусочек, в того войдет сам бог.Ведь это ужасно!Как бы кто ни понимал личность Христа, то учение его, котороеуничтожает зло мира и так просто, легко, несомненно дает благо людям, еслитолько они не будут извращать его, это учение все скрыто, все переделано вгрубое колдовство купанья, мазания маслом, телодвижений, заклинаний,проглатывания кусочков и т. п., так что от учения ничего не остается. И есликогда какой человек попытается напомнить людям то, что не в этихволхвованиях, не в молебнах, обеднях, свечах, иконах — учение Христа, а втом, чтобы люди любили друг друга, не платили злом за зло, не судили, неубивали друг друга, то поднимется стон негодования тех, которым выгодны этиобманы, и люди эти во всеуслышание, с непостижимой дерзостью говорят вцерквах, печатают в книгах, газетах, катехизисах, что Христос, никогда незапрещал клятву (присягу), никогда не запрещал убийство (казни, войны), чтоучение о непротивлении злу с сатанинской хитростью выдумано врагами Христа.Ужасно, главное, то, что люди, которым это выгодно, обманывают нетолько взрослых, но, имея на то власть, и детей, тех самых, про которыхХристос говорил, что горе тому, кто их обманет. Ужасно то, что люди эти длясвоих маленьких выгод делают такое ужасное зло, скрывая от людей истину,открытую Христом и дающую им благо, которое не уравновешивается и в тысячнойдоле получаемой ими от того выгодой. Они поступают, как тот разбойник,который убивает целую семью, 5 — 6 человек, чтобы унести старую поддевку и40 коп. денег. Ему охотно отдали бы всю одежду и все деньги, только бы он неубивал их. Но он не может поступить иначе. То же и с религиознымиобманщиками. Можно бы согласиться в 10 раз лучше, в величайшей роскошисодержать их, только бы они не губили людей своим обманом. Но они не могутпоступать иначе. Вот это-то и ужасно. И потому обличать их обманы не толькоможно, но должно. Если есть что священное, то никак уже не то, что ониназывают таинством, а именно эта обязанность обличать их религиозный обман,когда видишь его.Если чувашин мажет своего идола сметаной или сечет его, я могуравнодушно пройти мимо, потому что то, что он делает, он делает во имячуждого мне своего суеверия и не касается того, что для меня священно; нокогда люди как бы много их ни было, как бы старо ни было их суеверие и какбы могущественными они ни были, во имя того бога, которым я живу, и тогоучения Христа, которое дало жизнь мне и может дать ее всем людям,проповедуют грубое колдовство, не могу этого видеть спокойно. И если яназываю по имени то, что они делают, то я делаю только, то что должен, чегоне могу не делать, если я верую в бога и христианское учение. Если же онивместо того, чтобы ужаснуться на свое кощунство, называют кощунствомобличение их обмана, то это только доказывает силу их обмана и должно толькоувеличивать усилия людей, верующих в бога и в учение Христа, для того, чтобыуничтожить этот обман, скрывающий от людей истинного бога.Про Христа, выгнавшего из храма быков, овец и продавцов, должны былиговорить, что он кощунствует. Если бы он пришел теперь и увидал то, чтоделается его именем в церкви, то еще с большим и более законным гневомнаверно повыкидал бы все эти ужасные антиминсы, и копья, и кресты, и чаши, исвечи, и иконы, и все то, посредством чего они, колдуя, скрывают от людейбога и его учение.Так вот что справедливо и что несправедливо в постановлении обо мнеСинода. Я действительно не верю в то, во что они говорят, что верят. Но яверю во многое, во что они хотят уверить людей, что я не верю.Верю я в следующее: верю в бога, которого понимаю как дух, как любовь,как начало всего. Верю в то, что он во мне и я в нем. Верю в то, что волябога яснее, понятнее всего выражена в учении человека Христа, которогопонимать богом и которому молиться считаю величайшим кощунством. Верю в то,что истинное благо человека — в исполнении воли бога, воля же его в том,чтобы люди любили друг друга и вследствие этого поступали бы с другими так,как они хотят, чтобы поступали с ними, как и сказано в евангелии, что в этомвесь закон и пророки. Верю в то, что смысл жизни каждого отдельного человекапоэтому только в увеличении в себе любви, что это увеличение любви ведетотдельного человека в жизни этой ко все большему и большему благу, даетпосле смерти тем большее благо, чем больше будет в человеке любви, и вместес тем и более всего другого содействует установлению в мире царства божия,то есть такого строя жизни, при котором царствующие теперь раздор, обман инасилие будут заменены свободным согласием, правдой и братской любовью людеймежду собою. Верю, что для преуспеяния в любви есть только одно средство:молитва, — не молитва общественная в храмах, прямо запрещенная Христом (Мф.ВИ, 5 — 13), а молитва, о6разец которой дан нам Христом, — уединенная,состоящая в восстановлении и укреплении в своем сознании смысла своей жизнии своей зависимости только от воли бога.Оскорбляют, огорчают или соблазняют кого либо, мешают чему-нибудь икому-нибудь или не нравятся эти мои верования, — я так же мало могу ихизменить, как свое тело. Мне надо самому одному жить, самому одному иумереть (и очень скоро), и потому я не могу никак иначе верить, как так, какя верю, готовясь идти к том богу, от которого исшел. Я не говорю, чтобы моявера была одна несомненно на все времена истинна, но я не вижу другой —более простой, ясной и отвечающей всем требованиям моего ума и сердца; еслия узнаю такую, я сейчас же приму ее, потому что богу ничего, кроме истины,не нужно. Вернуться же к тому, от чего я с такими страданиями только чтовышел, я уже никак не могу, как не может летающая птица войти в скорлупутого яйца, из которого она вышла.Тот, кто начнет с того, что полюбит христианство более истины, оченьскоро полюбит свою церковь или секту более, чем христианство, и кончит тем,что будет любить себя (свое спокойствие) больше всего на свете, сказалКольридж **.Я шел обратным путем. Я начал с того, что полюбил свою православнуюверу более своего спокойствия, потом полюбил христианство более своейцеркви, теперь же люблю истину более всего на свете. И до сих пор истинасовпадает для меня с христианством, как я его понимаю. И я исповедую этохристианство; и в той мере, в какой исповедую его, спокойно и радостно живуи спокойно и радостно приближаюсь к смерти.4 апреля 1901 года Лев Толстой ***Москва

спасибо за информацию Татьян!)))интересно!

Да, папа художник-реставратор. Как и мама в принципе. Мне от этого огромного шкафа удалось сфотографировать только вот это.