Роды 27.02.13 в ГАУ КО РПЦ (Калининград)

Свои роды я стала забывать в тот же день. Помню, лежала в комнате интенсивной терапии, пыталась припомнить ход событий с самого утра, и все путалась, путалась, потому что вдруг все это ушло на второй план. А может, в морфинчике было дело)) Сейчас пока еще хоть что-то осталось, хочу написать на память. Очень длинно и сумбурно.

Беременность отбегала легко, без токсикоза и страхов. Родов естественных, разумеется, боялась. Честно говоря, идя к окулисту, я надеялась, что он меня с моей миопией пошлет на плановое и тогда с ребенком точно все будет ОК (ну были страхи, что во время родов что-то произойдет). Нет, отправили меня на ЕР. Я училась дышать, читала рассказы, ждала малыша уже с 38 недели, но... Пошла 41я, а он сидел и ему, понимаете ли, было вполне уютненько))) По мнению моего гинеколога, все было круто. Идеальная беременность — никаких угроз, тонусов, набрала только 12 кг, таз хороший, лежит правильно, плод некрупный (ставили 3000 гр). Даже матка зрелая и укороченная! И где? И куда?

В общем, ровно в 41 неделю пошла я сдаваться с предвестниками и направлением в роддом. Было дело в воскресение, обычно в выходные в патологию не кладут, а меня взяли, т. к. дежурный врач была уверена, что «вот-вот зарожаю». Полежала три дня в патологии, скучала, потом втянулась. Это приятно, когда все под контролем, с утра узи, вечером ктг, анализы, лекарства для подготовки родовых путей... А мне важно всегда держать «руку на пульсе». Назначили мне в итоге стимуляцию (прокол пузыря) на утро 27 февраля. И вдруг я поняла, что это и будет День рождения моего сына. Не 26е, не 28е, а именно завтра! Ночь спала как сурок, клизма мне даже понравилась, брилась сама, акушерке не далась)) В общем, на роды шла как на долгожданный праздник, потому как уже забодалась каждую ночь собирать сумки из-за предвестников. В 7-00 отвели в индивидуальный родзал (сразу, без предродовой комнаты), поставили катетор...

Я так поняла за роды, что у каждого акушера и врача были свои «словечки». Все они были предельно ласковыми, но один упорно звал меня зайкой, другая солнышком, третья котенком))) Так и хотелось акушеру Александру ответить «да, зайчик, спасибо, мне не больно»))) Ни разу за все 9 дней пребывания в патологии, родзале и послеродовом мне не нахамили, более того — я столько приятностей за год не успеваю наслушаться. Для меня это высший класс — ведь я рожала без договоренностей, без оплаты и вообще пришла с улицы сама собой) За время родов надо мной поржало пять человек — едва меня увидев, все улыбались. Дело было в том, что я приперлась накрашенной. Причем густо, празднично, по-вечернему. Мол, рожать, так с музыкой.

В 7-30 прокололи пузырь, и сразу пошли схватки — секунд по 10-15 через три-четыре минуты. Сначала как боль при сильных месячных, где-то в глубине живота, у самого нутра. Мне разрешили походить с пеленкой между ног, я добежала до туалета, ловя схватки в прыжках. Час я наяривала круги, было скучно — никто меня не посещал, да и в родзале было скупенько. Я же читала про всякие фитболы, стенки и позы для расслабления с опорой на то или се, про душ... Да нифига, ходи вокруг кушетки и точка. Счастье было недолгим, в 10-00 меня уложили и подсоединили капельницу. Я спросила что это, мне пробурчали невнятное название, из чего я поняла, что мне, кажется, привирают, и это-таки он — окситоцин. С тех пор я не вставала до самого рождения малыша. КТГ с меня тоже не снимали ни на минуту, причем лежала именно на спине. Все пишут, что это самое мучительное — лежать в схватках, да еще и на спине — не знаю, мне на боку было больнее, а ходить не хотелось вовсе. Время летело, и мне вовсе не нужна была компания. Я была вся в себе, и радовалась, что у нас не партнерские роды. Мобильный, кстати, у нас тоже заставляют отключать — я упросила включить лишь на минуту — позвонить мужу и сказать, что я уже в родах — и все.

Схватки усилились, до 11 часов я еще терпела, а после уже стала похрюкивать, подвывать, петь песенки, тянуть звуки и дышать как паровозик, вспоминая все техники вместе взятые, путая, смешивая, и занимаясь прочей ерундой. Из соседних родзалов все это время истошно вопили. Это настораживало, т. к. варианта было два — либо у них меньше терпения, чем у меня (или другой болевой порог), либо мне еще предстоят какие-то муки ада, а мне ведь итак уже хреновенько. Промежуток между схватками куда-то исчез, меня прихватывало на минуту, потом на минуту отпускало, и я ловила эти мгновения, а потом снова впускала в себя боль. Пыталась стать мазохисткой и получать удовольствие. Выходило с трудом))

В районе 12-00 пришла врач, проверила открытие (честно говоря, да, больно, но терпимо, потому как очень хочется узнать, что вдруг уже «почти полное, скоро идем рожать»). Итак, я в схватках уже пятый час, под капельницей, они шпарят жутко и вот я узнаю, что открытие «идет, уже почти 4». Мать моя женщина! Это же мне еще часов пять тут подвывать? Откуда у меня силы останутся на потуги? И как же такой долгий безводный период!

Силы от этой информации сразу же кончились, боль показалась страшной, а все предстоящее — кошмаром. Я уже была готова плюнуть на принципы и выпрашивать эпидуралку (до этого была согласна делать только по показаниям). Тут врач вернулась, и сказала самые приятные в мире слова «Я бы посоветовала вам сделать эпидуральную анестезию — к тому есть все показания, открытие идет плохо, безводный период растет. Мы бы вас обезболили и увеличили дозу окситоцина (есть, угадала, это он!), и вы бы быстренько родили...». Я кивала как китайский болванчик, улыбалась как идиотка и кричала «я согласна», как будто какой-нибудь Бред Питт меня позвал замуж (образно говоря, мне муж милее;). Открылось второе дыхание, я покорно сворачивалась колачиком, пока анестезиолог искала точку «зю» на моей спине, проглатывала схватки и наслаждалась тем, как тепло разливается по позвоночнику.

А потом они прошли — схватки. Я не ощущала их вообще, просто дышала по привычке ровно и глубоко — для малыша. Во мне ковырялись, но мне было пофиг. Молодой парень-акушер сливал мне мочу катетером, но мне было пофиг. Я вдруг поняла, что так рожать мне нравится гораздо больше, что свою порцию родовой женской боли я уже получила, и мучить себя и ребенка лишние 5-6 часов это лишний героизм (или все же мазохизм и садизм). Вкололи окситоцин, у ребенка стало сбиваться сердце, сделали профилактику (пять шприцов по пять кубов со всякими лекарствами, витаминами и гормонами). Все стало хорошо.

Через два часа эпидуралка отошла, схватки стали возвращаться — не страшнее тех, что были в 12... Или мне показалось? Может, я просто отдохнула, и у меня появились силы снова терпеть молча, без крика, дыша. Открытие было почти полным, на схватках врач раздвигала матку, крутила меня во все стороны, говорила про какие-то края, которые никак не разойдутся, но что мол и так можно рожать, ждем вставления головки. Потуги начались, я сразу поняла, что это они. Перед каждой схваткой меня тянуло в туалет со страшной силищей. Сердечко ребенка на схватках снова падало, потом возвращалось в норму (я же дышу, я же скоро буду мамой, я должна для него дышать - это единственное, что крутилось тогда в голове). Я была озабочена не болью, а тем, чтобы после каждой схватки надышать ему нужное количество кислорода для восстановления. Снова жахнули профилактику (с трагическими лицами и словами «катастрофа», т. к. слишком короткий промежуток). Не помогло. Прошел час, головка не хотела идти на место, сердечко колебалось, у меня начиналась паника, но я слушала врачей и послушно крутилась с бока на бок. Врач собрала консилиум, в меня залезли руками еще пара человек, и сказали — да, давайте несите документы... Документы были на экстренное кесарево. Я согласилась не думая, подписала все дрожащей рукой и мы поехали.

На операционном столе меня всю трясло, жутко знобило, зуб на зуб не попадал — реакция на эпидуралку. Мне влили еще порцию, и что-то, чтобы остановить схватки. Стали ждать, пока подействует, задернули шторку, всунули капельницу, стали болтать мол, кого ждем, ах, мальчишку, бла-бла... В общем, все мило. Тут влетает моя врач и спрашивает, почему еще не начали? То ли интуиция у нее была, то ли что, орет, чтобы ставили общий наркоз (это на эпидуралку-то), и я отчаливаю...

...Очухиваюсь в непонятках, мне суют какой-то сверток, с узенькими щюрящимися глазками, говорят — это твой сын, давай, целуй скорее. Я целую, не помню как, помню только, что целовала... 3400, 55, 8 из 8... Эта информация тут же вылетает из моей головы, его уносят, я еле ворочающимся языком прошу «дайте еще». Приносят снова, целую второй раз, и опять улетаю...

…Везут по коридору, знакомые лица, и я вдруг начинаю реветь. Не хлюпать, а именно навзрыд, и остановиться не могу. Чего ревешь, дурочка? Больно? Или страшно? Отвечаю — как не реветь, у меня же сын родился! Это было так логично тогда. Ревела всю дорогу до интенсивки, и пока перекладывали, и пока что-то кололи и говорили. Прошу дать телефон, чтобы звонить мужу, а мне не дают «Напугаешь еще, рева-корева, что тебя обидели тут...».

Приходит моя врач, щупает меня, говорит, что мне вкололи в позвоночник морфин (если я правильно поняла), и часов 12 я боли чувствовать не буду. Я сказала ей спасибо - не за морфин, конечно, за роды. Сказала то, что нужно было сказать — что она все сделала и решила правильно, что я ее поддерживаю, и благодарна. Она расцвела. Видимо, нечасто пациенты с ней соглашаются).

Из-за морфинчика и двух наркозов одновременно меня рвало всю ночь, я вся чесалась еще сутки и не спала ни минуты — закрывая глаза, улетала в колодец, это было страшновато. Но зато живот не болел. Рядом лежала девочка и мучалась — ей морфинчика не досталось. Кажется, на нас лежал лед, причем очень долго. Я его не чувствовала, а когда убрали — удивилась, что он все время был на мне.

Потом пришла неонатолог, и сообщила, что с малышом все хорошо, он активно сосет, его докармливают, и он завтра меня будет ждать. А меня интересовал лишь один вопрос — есть ли у него волосики? Оказалось, что черные. Мне было достаточно.

Лежала я и думала, что в целом мне понравилось рожать. Что этот день икс наконец прошел, и все другие теперь будут «дни после родов, новые дни с малышом». А потом морфинчик отошел, и оказалось, что после операции очень непросто жить с малышом в палате совместного пребывания и вскакивать по 10 раз среди ночи с бандажем... Но сейчас мы дома, на воле, здесь всегда есть муж, который поможет, да и стены помогают. И я поняла, что такое материнский инстинкт. И это вовсе не то, что я думала. Не ангельская неземная любовь, не уси-пуси... Просто я точно знаю, что никогда никому моего сына не отдам. И если кто-то ему сделает больно (пусть даже возьмут кровь из пяточки), мне будет еще больнее. А родовой боли я не могу вспомнить, как ни пытаюсь.