Миф о добытчике-защитнике (5)

- начиная с аристотелевского разделения на oikos и polis в политической теории общественная сфера заняла центральное и независимое в отношении к частной сфере положение, полностью игнорируя тот факт, что такое центральное и независимое положение "политического" является результатом невидимого труда, осуществляемого в "личном";
- окончательное разделение между общественной и частной сферами (между политическим и личным) произошло с возникновением современного государства и капиталистического способа производства (в этом - особенность современного общественно-политического устройства);
- развитие понятия гражданских прав и консолидация рынка позволили провозгласить общественную сферу как независимую и центральную в организации гражданского общества. Постепенно соотношение общественное/частное обросло антагонистическими "логикой" и репрезентациями. Общественная сфера стала характеризоваться как сфера беспристрастных суждений и социально и политически значимого. Частная сфера, напротив, стала характеризоваться как всё, что есть в жизни политически и социально не значимого, управляемого специальной частной этикой заботы и любви.
- параллельно этому проектировалась коллективная идентичность женщин. Построение женской коллективной идентичности осуществлялось в противопоставлении мужской, как частное строилось в противоположность общественному. Атрибуты женской коллективной идентичности назначались как противоположность общественно значимым атрибутам. С этой целью, было провозглашено существование общих всем женщинам предикаций, общей нормативной концепции феминности, ассоциированной с частной (личной) сферой и основывающейся на так называемом "естественном" порядке, некоем законе природы, согласно которому общественная сфера - это естественная среда обитания мужчин, а частная сфера - естественная среда обитания женщин;
- так, женщины были означены и репрезентированы как однородная группа, характеризующаяся одновременно природным отсутствием рациональности и наличием специфических, специальных задатков и способностей к репродуктивному труду и обслуживающей деятельности;
- это позволило общественной сфере отмежеваться от царства Необходимости и сформироваться как (самопровозглашенное) царство Культуры, Свободы и Человеческого Творчества (а вот и замещающий универсализм);
- необходимость (=природа) осталась на долю частного, там, где нет выбора или желания, но где есть Долг (можно также "Судьба" , "Предназначение" или "Имманентность");
- таким образом, эмансипация общественной сферы не была нейтральной в гендерных терминах, наоборот, она произошла благодаря разделению труда по половому признаку и оппортунистически сфабрикованной женской коллективной идентичности.

Почему именно 18 век и эпоха формирования современного государства и способа производства? - Потому что до их возникновения не существовало концепции индивидуальной свободы, и методы принуждения, действовавшие в обществе, были прямыми (применение силы в той или иной форме).

Просвещение, в борьбе с традиционной легитимацией патриархальной власти как "права рождения" или "божественного происхождения" опиралось на эпистемологическую базу разума как всеобщей основы равноправия.
Но одновременно возникла необходимость переосмыслить форму принуждения - и в первую очередь принуждения к рабскому, неоплачиваемому репродуктивному труду. Тогда и возник миф об общественном договоре, в тени которого негласно был "переиздан" сексуальный договор (подчинение в обмен на - якобы - защиту и (это новый пункт договора) - якобы - обеспечение).
Методы принуждения стали непрямыми, основанными на конструктах коллективной идентичности, которую индивид интериоризирует в процессе социализации и согласно которой он/а сам/а выполняет точно то, что от него требуется. Именно такое положение сохраняется по сегодняшний день.
Современное принуждение основывается на психическом контроле, в основе которого лежит механизм натурализации - когда социальные теории и конструкты символизируют (означают) определенные элементы социальной реальности как священные, до-общественные, природные принципы.
Как результат, современную форму мужского господства можно определить как общественную систему сегрегации по половому признаку, осуществляемой преимущественно методами непрямого принуждения.

Остановимся кратко на современном мачисте (сексисте), современном прототипом "маскулинности", "объективности", "здравого смысла" и "человека".

Мачистская картина мира априори исключает женщин и их опыт. Как в обывательских мнениях, так и в научных изысканиях эта картина мира имеет центром мужчину - не только в биологическом смысле, но в смысле "человека экономического", как его описывал Адам Смит.

Как "человек экономический", мужчина существует в одиночестве, следует своему индивидуальному пути и время от времени вступает в контакты с такими же, как он, "атомизированными" мужскими индивидуальностями, каждая из которых следует, в свою очередь, своему пути. Все они руководствуются исключительно практическим расчетом и личным интересом. Для мужчины - "человека экономического" - неодушевлённые предметы рынка - деньги и их эквиваленты (материальные ценности) - не только одушевлены, но и священны. Напротив, одушевленные предметы не имеют для "человека экономического" ни смысла, ни значения, они не существуют, если только не влияют на "условия рынка" и/или не соотносятся со сферой личного интереса: служащие - это "факторы производства", «хорошая» жена - "актив", "доходное вложение".

Если "человек экономический" успешен, он становится капиталистом, занимается бесконечной трансформацией жизни - человеческий труд - в безжизненный капитал (см. понятие об эксплуатации как отнятии времени-жизни), и считает эту деятельность в высшей степени рациональной, разумной и "человеческой". Законы "рынка" (и личные стремления и притязания «человека экономического») представляются ему (и представляются им самим перед остальными) как законы человеческой природы.

"Желание человеческого существа подчинить себе личность и собственность себе подобных в целях собственного удовольствия, не взирая на вред, причиняемый при этом другому человеческому существу, является основой власти. Желание объекта подразумевает желание власти, необходимой для завладения этим объектом. Желание власти, необходимое для того, чтобы подчинить нашему удовольствию личности и собственность других людей, является одним из основных законов человеческой природы... Главным средством в достижении удовольствия для человека являются действия других людей. Власть приводит в соответствие желание одних и действия других. Думаю, все мы находим данное положение бесспорным." (Джеймс Милль, 1820)

Поэтому не стоит принимать буквально то, что говорится о «человеке», «человеческой природе» или «человеческих существах», особенно если речь идет о гневных обличениях прежних и нынешних заратустр, - надо просто помнить, что это мачисты, которым им подобные поотдавили хвосты, подрастерялись и диссоциируют.
Современная мачистская картина мира представляет собой миф, утопию - это не то, что есть, а то, что по его мнению "должно быть". То, что есть (или может быть), мачиста просто не интересует. Его наука насквозь идеологична, она - как кичливая домашняя прислуга (вроде домо-Хозяйки), которая при первом же сердитом шевелении бровей начинает лепетать, лебезить и переписывать свои "истины".

Со своих позиций "превосходства" мачист рассматривает женщину как «чужую», «загадочную». Женщина обитает (или так предполагается) на «другой» территории - территории «личной, «частной» жизни, которая видится как «отсталость», «имманентность», как кривое зеркало, которое отображает с точностью до наоборот «реальную», «настоящую» жизнь мужчин.

Ограниченное количество функций, которое , как предполагается, имеет сфера «личного», ассоциируется с личностью каждой женщины и всех женщин, и превращает их в анахронизм, в любопытную изнанку «нормальности». Биологически и психологически женщина противопоставлена рыночным принципам: рынок трансформирует человеческие потребности и человеческую деятельность в неодушевленные предметы - продукты, тогда как женщина создает жизнь (которая декларируется как сама по себе не имеющая ценности).

«Человек экономический» представляет в своих собственных глазах Индивида, отдельную и независимую монаду, связанную с другими исключительно посредством обезличенных экономических транзакций; женщина заключена внутри семейного круга и не может иметь Индивидуальность вне своих биологических связей с другими. «Человек экономический» действует исключительно на основе личных интересов; женщина не может устанавливать в семье отношения quid pro quo (интересный момент) - она может (=ей позволено) только отдавать.

Таким образом, с позиций натурализации мачист рассматривает женщину как собственную примитивную версию, не потому что имеет неоспоримые доказательства её интеллектуальной ущербности, а потому, что проявляемые женщинами альтруизм и самопожертвование (гендерные императивы) и служат доказательствами её «бестолковости» и эволюционной примитивности: «Женщина, по-видимому, отличается от мужчины умственной предрасположенностью к большей нежности и меньшему эгоизму... Повсеместно признается, что женщина обладает более развитыми, чем мужчина, интуицией, восприимчивостью и, возможно, большей способностью к имитации; однако, эти же качества характерны для низших рас и, соответственно, для низших ступеней цивилизации» (Чарльз Дарвин, цитируется в Eva Figes, 1970 «Patriarchal Attitudes»).

Искать «логику» или требовать обоснований и «доказательств» не стоит - их нет, так как мачизм волитивен: «просто потому что».

Всё «типично женское» превратилось в вызов для «науки» и «разума». По сути, «открытие» женщины как аномалии, как проблемы - это фундамент современного мачистского мировосприятия. Тело женщины с его неконтролируемыми внутренними ритмами и его репродуктивной способностью в этой картине мира представляло собой некую «границу», вне-культурное, природное явление, ресурс, который необходимо исследовать, контролировать и эксплуатировать (=извлекать материальную прибыль).

Основные линии эксплуатации - это продуктивная (бесплатная или низкооплачиваемая производственная деятельность), репродуктивная (принуждение к бесплатному репродуктивному труду - имеется в виду весь спектр) и психологическая (принуждение к обеспечению психологического комфорта мужчин). На протяжении всей известной нам истории все три вида эксплуатации женщин присутствуют повсеместно, разница только в методах их осуществления. Это и есть то, что называется Обслуживанием, та самая Утилитарная Функция, о которой говорит Эрика Апфельбаум в своих лекциях о механизмах власти: «Исключающая дифференциация (т.е. маркировка индивидов) создает группы: не только как сообщества индивидов «под одной рубрикой», но и как коллективы, разделяющие одну и ту же участь/долю (или судьбу, ибо у-часть часто подают как судьбу). Важно учесть, что насчет участи/доли члены подчиненной группы не имеют возможность высказаться в силу своего подчиненного положения. Участь/доля есть неотъемлемая характеристика группы исключенных (им выделили долю, которая по сути является утилитарной функцией подчиненной группы, продукт которой и отчуждается группой доминантной).»

Современная женская групповая идентичность представляет собой стереотип, с помощью которого над женщинами осуществляется общественный контроль. Этот стереотип начинает формироваться в конце 18-го - начале 19-го века и в ходе его формирования можно ясно различить две стадии:
- нормирование того, что женщина может: кореллирует с эпохой полной сегрегации по половому признаку, 19 век и первая четверть 20 века;
- нормирование того, что женщина должна: кореллирует с эпохой частичной сегрегации по половому признаку, 20 век, начиная примерно со второй четверти, по сегодняшний день.

Первая стадия формирования стереотипа приходится на бурное развитие новых производственных отношений, формирование новых классов, новых соотношений общественных сил и новых способов распределения материальных благ. Что касается женщин (сперва высших и средних классов, а затем и пролетариата), главной задачей было исключить их из процесса производства, а следовательно, исключить их непосредственного участия в процессе распределения материальных благ. Главным лозунгом той эпохи было: "женщина не работает, потому что не может, так как женский организм представляет собой патологию эволюционного развития, и женщина не может принимать участие в таком эволюционно продвинутом процессе как индустриальное производство".

Конечно, можно спросить, как возможно такое, что тебе перекрывают доступ к материальному обеспечению, отнимают возможность прокормиться, а ты не только ничего не предпринимаешь, но и вобщем-то даже радуешься. Тут стоит вспомнить, что для женщин новые формы контроля и подчинения не возникали на пустом месте, женщины в течение неопределенно долгого времени были подвержены прямым методам принуждения, то есть прямому насилию: «Индивид или {группа} индивидов, находившаяся определенное количество времени в состоянии подчинения, развивает генерализующее поведение: в любой ситуации и при любых обстоятельствах такой человек или {группа} будет воспроизводить в социальных взаимодействиях модель господства/подчинения - отношение к "другим" как высшим существам и ожидание эксплуатации в отношении самого себя. При такой модели поведения люди не в состоянии устанавливать и поддерживать личностные границы, чувствуют себя персонально ответственными за то, чтобы взаимодействие с другими удавалось, даже если для этого от них потребуют личной аннигиляции и тотального подчинения. В состоянии подчинения люди не выносят отвержения, любая дисквалификация или критика вызывают со стороны подчиненного отчаянные усилия исправиться, увеличить отдачу. Для поддержания личностного континуума (скорее, его видимости) людям в положении подчинения становится необходимой постоянная и всеобъемлющая оценка со стороны доминантной группы. Это ведет к ранее упомянутой аномии подчиненной {группы}.

Потеря идентичности выражается в том, что члены подчиненной {группы}:
- в целом не знают, каковы они, что из себя представляют и чего хотят;
- неспособны к идеации будущего;
- дезориентированы;
- чувствуют себя социально неполноценными;
- чувствуют как свою вину за то, что "всё в жизни не так".

Кроме того, «женщины являются примером коллектива, групповая идентичность которого оказалась полностью разрушенной. Как следствие, у этой {группы} нет собственного стандарта идентичности, социальной и политической репрезентации, такая {группа} per se обречена на вечно-комплементарный к доминантному статус (если это вообще можно назвать статусом). На примере женщин можно четко проследить, как по мере того, как разрушение {группы} заходит всё дальше, всё явственнее становится интроекция механизмов власти. Власть становится серым кардиналом, внешне незаметным, чьё существование ставится под сомнение в первую очередь самими членами подчиненной {группы}."