Женская каторга в начале ХХ века
историческая справкаhttp://m.vk.com/wall-30401645_36025
Женская каторга в начале XX века: за что попадали женщины на каторгу, и как каторга влияла на их дальнейшую жизнь. Взаимоотношения политических каторжанок и уголовниц. Дети уголовниц.
"Главная масса уголовных женщин попадалась за убийство своих мужей и незаконнорожденных детей. Живет себе крестьянка в деревне, терпит побои и бесправность существования, несет тяготы жизни и вдруг в один прекрасный день, сама не зная, как это происходит, убивает топором своего мужа. Или родит девушка ребенка и боясь вернуться с ним в дом, боясь общественного презрения, разделывается с ребенком.
Уголовные профессионалы, воры и убийцы, обыкновенно кичились своей профессией, держали себя обособленно, рассказывали всякие небылицы о своих похождениях и были заправилами среди массы уголовных. Но такие профессионалы насчитывались единицами. Главную же массу составляли простые крестьянские женщины, тянувшие в течение долгих годов лямку и осужденные на каторгу за то, что им невтерпеж стало продолжать такую жизнь. Но еще задолго до Мальцевской некоторые из этих женщин меняли свой облик. Дело в том, что каждой из них приходилось пройти очень большой искус в виде этапа, который коренным образом менял у многих из них психику.
По отношению к политическим женщинам создалась определенная традиция как со стороны уголовных, так и конвоя, и никаких попыток или поползновений по отношению к нам не практиковалось. Уголовные же женщины, которых по сравнению с мужчинами всегда было во много раз меньше, подвергались натиску с двух сторон - со стороны уголовных, шедших на каторгу, и конвойной команды, провожавшей этап. Мужчины уголовные считали своим неотъемлемым правом во время этапа, ведшего их на долгие годы тюремной жизни, сближаться с уголовными женщинами. Сопротивление женщины считалось у них отсутствием товарищества, нарушением тюремной этики.
Конвоиры же чувствовали свою власть над женщиной и путем целого ряда притеснений и давления принуждали их к сожительству. Так, сопротивлявшуюся - лишали во время долгого пешего пути подвод, что для женщин было крайне тяжело, так как переходы от одной этапки к другой равнялись 40-45 верстам и этап шел обыкновенно очень быстро. Был целый ряд мелочей, которыми конвойные осаждали уголовную женщину, и она, теснимая со всех сторон, сдавалась.
Таким образом женщина-крестьянка, жившая всю свою жизнь со своим мужем, попадала в тяжелую обстановку этапа, где ею пользовались и конвойные и уголовные. Причем, обычно на этап в десятки человек бывало всего несколько женщин и многие из этих женщин после этапа выходили совсем с другой психикой, чем жили всю свою прежнюю жизнь. Трудно было многим из них потом остановиться и, будучи на каторге, многие из них шли по пути, начатому во время этапа.
Самым ужасным примером эти женщины становились для детей, которых было много в уголовной женской каторге. Эти дети рождались как грибы, и матери, зачастую, не знали кто их отцы. Приезжавший на каторгу начальник главного тюремного управления никак не мог понять, каким образом у уголовных каторжанок, долго сидящих на каторге, имеется такая уйма маленьких детей.
Эти несчастные дети рано узнавали изнанку жизни. Не раз и не два мы заставали девочек и мальчиков за нашим главным корпусом, подражающих тому, что они видели и чему научились у взрослых. Восьмилетний Яша, живя с отцом и матерью в вольной команде, должен был часами стоять на стреме у дверей хаты, чтобы предупредить мать, принимавшую гостей, о приближении отца. Девятилетняя Васеночка, с голубыми ясными глазами, изменилась до неузнаваемости через 1 1/2-2 года жизни в вольной команде с матерью, сводившей ее с солдатами. Сколько таких детей были втянуты в омут и изнанку тюремной жизни - сказать трудно, во всяком случае их было немало.
С уголовными женщинами у нас были довольно хорошие отношения. В самом начале мы даже не были обособлены от них и часть времени проводили с ними вместе. В течение короткого периода времени нам были даже официально разрешены занятия с уголовными. На коридор был вынесен большой стол, за которым собиралось очень много уголовных. Но эти занятия длились недолго, так как вскоре они были запрещены. Приходилось заниматься с уголовными уже урывками, тайком от администрации и не с группами, а с одиночками. Постепенно, по мере того, как дверь, отделяющая наш коридор от уголовных, стала запираться и наши прогулки: большей частью стали устанавливаться в разное время, у нас стало меньше поводов для встреч и общения с уголовными.
В смысле материальном мы не имели возможность оказывать им большую помощь. Когда наши финансовые возможности улучшались, мы иногда делали для них выписку. Особенно это практиковалось в период, когда начальник нашей тюрьмы Павловский делал нашу вы писку не в Нерчинском заводе у Коренева, а каким-то контрабандным путем у китайцев, доставляя нам продукты, и особенно сахар, по очень дешевой цене.
Чаще всего мы обслуживали уголовных в смысле писания всякого рода заявлений и прошений. Сейчас трудно установить куда и по какому поводу писались эти прошения, но их было бесчисленное количество. Писала их большей частью Маруся Беневская. К ней, главным образом,, обращались уголовные с просьбой писать их, и Маруся никогда не отказывала им в этом. Писала она эти прошения ровным, размашистым и красивым почерком, несмотря на свою инвалидность.
С детьми уголовных возилась, главным образом. Сани Измайлович. Зачастую Саня выписывала для них с воли одежду, мыла и вычесывала им головы, занималась с ними гимнастикой, играла с ними в разные игры и обучала их, Вспоминается Саня с бритой головой, в каком-то голубом ситцевом халате или яркой желтой юбке, стоящая посреди двора, окруженная ребятами. Саня часто наказывала ребят за нарушение всевозможных правил. А правил было немало и главное из них - это запрет ходить по грядкам посаженных цветов. Дети старались выполнить Санины правила, но иногда среди них попадались очень непокорные и Сане было много возни с ними. Однажды приехал к нам со своей матерью татарчонок-горец Мухтарка, мальчик лет 6-7. Смуглый, с жгучими черными глазами, подвижной, гибкий он сразу почему-то почувствовал себя в клетке и затосковал по воле. Глаза у него были печальные, он ходил по двору, часто простаивал около ворот, очевидно надеясь, что его выпустят за ворота. Отчаявшись в этом, он решил идти наперекор установленным для детей правилам. Каждое утро, встав раньше других, он выбегал на двор, безжалостно пробегал по оберегаемым Саней грядкам, оставляя на грядках следы своих маленьких быстрых ножек. Истоптав грядки, показав свою независимость, переступив порог запретного, он успокаивался и печальный бродил по двору.
Даже странно было видеть такого маленького мальчика, тоскующего по независимости. Сколько ни читали ему нотаций, ни уговаривали его, он все-таки каждый раз старался проявить свою волю и сделать наперекор всем правилам.
Иногда этим детям, так мало видевшим радости, мы устраивали праздники. Так, однажды был устроен костюмированный детский бал. Костюмы были сделаны из тонкой цветной бумаги. Здесь было проявлено много вкуса, даже искусства, особенно со стороны Нади Терентьевой, Иры Каховской и Дины Пигит. Ира сделала для Макарки, чудесного мечтательного мальчика лет 4-5, костюм мухоморчика. Из бумаги были сделаны штанишки, блуза и шапочка, на которые были наклеены очень изящно нарисованные мухоморы. Надей Терентьевой был сделан костюм боярышни с кокошником для девочки лет 7-8.
Что нас иногда особенно сближало с уголовными и давало общее настроение - это тюремные песни и пляски. Бывали такие дни, главным образом летом, когда перед ужином уголовные, сидя на крылечке, запоют заунывные тюремные песни. Мы, сгрудившись, слушаем их, и в это время и мы и они чувствуем себя ближе, - сближают общие мысли и острая тоска по воле"
Радзиловская Ф., Орестова Л. Мальцевская женская каторга 1907-1911 гг.
Читайте также: Самообразование и чтение на Мальцевской женской каторге 1907-1911 гг. - https://vk.com/wall-30401645_35936
"Главная масса уголовных женщин попадалась за убийство своих мужей и незаконнорожденных детей. Живет себе крестьянка в деревне, терпит побои и бесправность существования, несет тяготы жизни и вдруг в один прекрасный день, сама не зная, как это происходит, убивает топором своего мужа. Или родит девушка ребенка и боясь вернуться с ним в дом, боясь общественного презрения, разделывается с ребенком.
Уголовные профессионалы, воры и убийцы, обыкновенно кичились своей профессией, держали себя обособленно, рассказывали всякие небылицы о своих похождениях и были заправилами среди массы уголовных. Но такие профессионалы насчитывались единицами. Главную же массу составляли простые крестьянские женщины, тянувшие в течение долгих годов лямку и осужденные на каторгу за то, что им невтерпеж стало продолжать такую жизнь. Но еще задолго до Мальцевской некоторые из этих женщин меняли свой облик. Дело в том, что каждой из них приходилось пройти очень большой искус в виде этапа, который коренным образом менял у многих из них психику.
По отношению к политическим женщинам создалась определенная традиция как со стороны уголовных, так и конвоя, и никаких попыток или поползновений по отношению к нам не практиковалось. Уголовные же женщины, которых по сравнению с мужчинами всегда было во много раз меньше, подвергались натиску с двух сторон - со стороны уголовных, шедших на каторгу, и конвойной команды, провожавшей этап. Мужчины уголовные считали своим неотъемлемым правом во время этапа, ведшего их на долгие годы тюремной жизни, сближаться с уголовными женщинами. Сопротивление женщины считалось у них отсутствием товарищества, нарушением тюремной этики.
Конвоиры же чувствовали свою власть над женщиной и путем целого ряда притеснений и давления принуждали их к сожительству. Так, сопротивлявшуюся - лишали во время долгого пешего пути подвод, что для женщин было крайне тяжело, так как переходы от одной этапки к другой равнялись 40-45 верстам и этап шел обыкновенно очень быстро. Был целый ряд мелочей, которыми конвойные осаждали уголовную женщину, и она, теснимая со всех сторон, сдавалась.
Таким образом женщина-крестьянка, жившая всю свою жизнь со своим мужем, попадала в тяжелую обстановку этапа, где ею пользовались и конвойные и уголовные. Причем, обычно на этап в десятки человек бывало всего несколько женщин и многие из этих женщин после этапа выходили совсем с другой психикой, чем жили всю свою прежнюю жизнь. Трудно было многим из них потом остановиться и, будучи на каторге, многие из них шли по пути, начатому во время этапа.
Самым ужасным примером эти женщины становились для детей, которых было много в уголовной женской каторге. Эти дети рождались как грибы, и матери, зачастую, не знали кто их отцы. Приезжавший на каторгу начальник главного тюремного управления никак не мог понять, каким образом у уголовных каторжанок, долго сидящих на каторге, имеется такая уйма маленьких детей.
Эти несчастные дети рано узнавали изнанку жизни. Не раз и не два мы заставали девочек и мальчиков за нашим главным корпусом, подражающих тому, что они видели и чему научились у взрослых. Восьмилетний Яша, живя с отцом и матерью в вольной команде, должен был часами стоять на стреме у дверей хаты, чтобы предупредить мать, принимавшую гостей, о приближении отца. Девятилетняя Васеночка, с голубыми ясными глазами, изменилась до неузнаваемости через 1 1/2-2 года жизни в вольной команде с матерью, сводившей ее с солдатами. Сколько таких детей были втянуты в омут и изнанку тюремной жизни - сказать трудно, во всяком случае их было немало.
С уголовными женщинами у нас были довольно хорошие отношения. В самом начале мы даже не были обособлены от них и часть времени проводили с ними вместе. В течение короткого периода времени нам были даже официально разрешены занятия с уголовными. На коридор был вынесен большой стол, за которым собиралось очень много уголовных. Но эти занятия длились недолго, так как вскоре они были запрещены. Приходилось заниматься с уголовными уже урывками, тайком от администрации и не с группами, а с одиночками. Постепенно, по мере того, как дверь, отделяющая наш коридор от уголовных, стала запираться и наши прогулки: большей частью стали устанавливаться в разное время, у нас стало меньше поводов для встреч и общения с уголовными.
В смысле материальном мы не имели возможность оказывать им большую помощь. Когда наши финансовые возможности улучшались, мы иногда делали для них выписку. Особенно это практиковалось в период, когда начальник нашей тюрьмы Павловский делал нашу вы писку не в Нерчинском заводе у Коренева, а каким-то контрабандным путем у китайцев, доставляя нам продукты, и особенно сахар, по очень дешевой цене.
Чаще всего мы обслуживали уголовных в смысле писания всякого рода заявлений и прошений. Сейчас трудно установить куда и по какому поводу писались эти прошения, но их было бесчисленное количество. Писала их большей частью Маруся Беневская. К ней, главным образом,, обращались уголовные с просьбой писать их, и Маруся никогда не отказывала им в этом. Писала она эти прошения ровным, размашистым и красивым почерком, несмотря на свою инвалидность.
С детьми уголовных возилась, главным образом. Сани Измайлович. Зачастую Саня выписывала для них с воли одежду, мыла и вычесывала им головы, занималась с ними гимнастикой, играла с ними в разные игры и обучала их, Вспоминается Саня с бритой головой, в каком-то голубом ситцевом халате или яркой желтой юбке, стоящая посреди двора, окруженная ребятами. Саня часто наказывала ребят за нарушение всевозможных правил. А правил было немало и главное из них - это запрет ходить по грядкам посаженных цветов. Дети старались выполнить Санины правила, но иногда среди них попадались очень непокорные и Сане было много возни с ними. Однажды приехал к нам со своей матерью татарчонок-горец Мухтарка, мальчик лет 6-7. Смуглый, с жгучими черными глазами, подвижной, гибкий он сразу почему-то почувствовал себя в клетке и затосковал по воле. Глаза у него были печальные, он ходил по двору, часто простаивал около ворот, очевидно надеясь, что его выпустят за ворота. Отчаявшись в этом, он решил идти наперекор установленным для детей правилам. Каждое утро, встав раньше других, он выбегал на двор, безжалостно пробегал по оберегаемым Саней грядкам, оставляя на грядках следы своих маленьких быстрых ножек. Истоптав грядки, показав свою независимость, переступив порог запретного, он успокаивался и печальный бродил по двору.
Даже странно было видеть такого маленького мальчика, тоскующего по независимости. Сколько ни читали ему нотаций, ни уговаривали его, он все-таки каждый раз старался проявить свою волю и сделать наперекор всем правилам.
Иногда этим детям, так мало видевшим радости, мы устраивали праздники. Так, однажды был устроен костюмированный детский бал. Костюмы были сделаны из тонкой цветной бумаги. Здесь было проявлено много вкуса, даже искусства, особенно со стороны Нади Терентьевой, Иры Каховской и Дины Пигит. Ира сделала для Макарки, чудесного мечтательного мальчика лет 4-5, костюм мухоморчика. Из бумаги были сделаны штанишки, блуза и шапочка, на которые были наклеены очень изящно нарисованные мухоморы. Надей Терентьевой был сделан костюм боярышни с кокошником для девочки лет 7-8.
Что нас иногда особенно сближало с уголовными и давало общее настроение - это тюремные песни и пляски. Бывали такие дни, главным образом летом, когда перед ужином уголовные, сидя на крылечке, запоют заунывные тюремные песни. Мы, сгрудившись, слушаем их, и в это время и мы и они чувствуем себя ближе, - сближают общие мысли и острая тоска по воле"
Радзиловская Ф., Орестова Л. Мальцевская женская каторга 1907-1911 гг.
Читайте также: Самообразование и чтение на Мальцевской женской каторге 1907-1911 гг. - https://vk.com/wall-30401645_35936
