Святочный рассказ:) мамочкам посвящается
Другое
Новый год и ограбление
Святочный рассказ по правилам жанра.
На дворе стоял декабрь. При свете фонарей тонкий пушок снега - скудный как усы подростка - казался вполне себе новогодним, особенно если смотреть издалека. Но предпраздничные дни были омрачены повторяющимися заметками в городской газете:
"Новое ограбление! Уже восьмое! "
Мужчины стали запирать двери, даже выходя курить. А женщины бдительно просыпались по ночам от подозрительных шорохов и пересказывали друг другу дополнительные подробности из верных источников. Грабитель не только воровал ("В газетах говорят далеко не всё!"), но и убивал всех, кто случайно оказался дома и помешал ему, а кольца у пожилых дам отрезал вместе с пальцами и бросал в сумку.
Вор (или шайка воров) действительно разгулялся в предверии праздников. Теперь не проходило и ночи, чтобы в городе не оказалось еще одним выпотрошенным жилищем больше. Особенное отвращение он вызвал у горожан, убив во время последнего ограбления старого доброго спаниэля, который мог бы ему помешать, разве что зализав его до щекотки.
Жители той части города, в которой он орудовал чаще всего, сколотили группу дозора, и , чередуясь, ходили ночами по подмерзшим улицам, заглядывая в подворотни, но поймали только летающий по ветру пустой пакет. А в это время ниже по улице ограбили еще два дома.
Рождественской ночью Анечке пришлось остаться дома одной (если не считать детей и кота). Анечка не думала о грабителях - на грабителей у нее не было времени. Она провела день как обычно: прибралась, приготовила еду, и погуляла с детьми, что, согласно приложению на телефоне по расходу калорий и кардио-ритму побило рекорд тренировки олимпийского атлета.
Когда она, усадив детей в продуктовую тележку, забежала в магазин за покупками в магазин, на улице уже зажглись фонари. А в доме напротив, в ее собственной прихожей раздался щелчок, и ручка двери повернулась сама собою. Кот, задрав хвост, подбежал к двери, но при виде чужого, пахнущего снегом, сапога, твердо шагнувшего в дом, отскочил и исчез в выстиранном пододеяльнике, развешанном на двух стульях на просушку.
Возвращаясь домой, уже в сумерках, Анечка усадила детей в двухместную коляску, и положив санки, снегокат, мешок с продуктами и почту из ящика на капюшон этой коляски, она втолкала эту вавилонскую башню на колесах на третий этаж без лифта. Теперь нужно было приготовить ужин, ногой играя в лото, всунуть этот ужин в три рта (не включая кота), постараться отмыть их от ужина (включая кота) и ушатать в кроватки, напоив теплым молоком с содой от кашля. А потом наступит тот блаженный миг, когда (только перебери пшеницу от гречихи и натки полотна!) можно будет сесть и допить свой утренний кофе.
Анечка заснула первой. Старшая еще стучала барабанными палочками по голове младшего, а Анечка уже спала мирно, как убитый врагами солдат.
За стенкой кто-то ходил, и на каждый тяжелый грубый шаг отзывалась наряженная елка, вздрагивая и позвякивая украшениями. Шаги были все ближе. И на спящую Анечку, освещенную голубеньким светом ночника, упала тень...