Я вот очень хорошо помню.
Запах подгоревшего молока и вареной капусты. Безразмерные колготы в рубчик, у которых мыски всегда идут впереди ног. Высокий (тогда еще высокий) узкий шкафчик с картинкой или подписью. Вытоптанные казенные ковры. Ряды одинаковых застеленных кроваток. Борьба за горбушку к обеду. Коллективное сидение на горшке. И такой сладкий, такой желанный запах мамы... Запах ее духов, ее шампуня, ее щеки, холодной с мороза. Запах снежинок на ее волосах. Шелест ткани ее дутого пальто, к которому прижимаешься всем лицом, словно пытаясь вдохнуть всю маму целиком. Как хотелось, чтобы она всегда была рядом. Такое похожее чувство сейчас, в солидном уже возрасте: словно не можешь поверить в уход любимого человека. Так щемит сердце. Она все равно всегда уходила. У всех. И почти никто не плакал. И я тоже - память словно выключает на время эти сладкие воспоминания, постепенно возвращая их к вечеру.
В один день у меня почему-то не сработало отключение. И несмотря на то, что в сад я ходила исправно не первый месяц (или год?), я рыдала весь день до вечера. Я рыдала за завтраком, на музыке, на физкультуре, на прогулке и в тихий час, конечно, тоже. Мне так хотелось ЕЕ! К ней! Просто обнять и прижаться, больше ничего. А вместо этого только въевшийся в ковры запах горелого молока...
А вечером сидишь с трафаретом и иголкой, тыкаешь в составленные рисунком точки и ждешь. Вот, заглядывает!!! Дыхание перехватывает. А, нет, чужая... И снова к своим точкам возвращаешься. Тык-тык. Тык-тык. Получается волк из "Ну, погоди!". Вот снова кто-то заглядывает. А остались только мы с Маринкой. Это Маринкина мама пришла. А я все сижу и тыкаю... Сижу и тыкаю. Себе по сердцу.