Мой медвежонок пошел в первый класс. Хотела все написать по порядку, но он так смешит меня ежеминутно, что записать хочу все прямо сейчас. Провожаем его по утрам с Аней и пока он уходит в паре с кем-нибудь из таких же смешных первоклашек, она устраивает плач Ярославны. Бесконечно подбегает к нему, целует куда придется и говорит, что очень переживает, что Тимочку кто-нибудь обидит. А уже через два часа - я вновь у дверей школы встречаю его после уроков. За те пять минут, что мы идем до дома, в животе моем щекотно от смеха. Он очень важный, неторопливый, форма ему очень идет.
- Тим, ну расскажи, что сегодня было.
- Это долго рассказывать. Часа два.
Исходя из того, что на занятиях он был два часа, понимаю, что не понял, похоже, вообще, ничего.
- Тим, ну расскажи.
- Ладно. Попробую. Говорили о речи. Все вокруг - речь. Есть устная и письменная. «Устная» - это то, что говорят. Потому что «уст» - это рот.
Понимаю, что не все так плохо.
- Ещё сегодня у мальчика Паши был день рождения. Он нас угощал.
-Тим, а ему семь лет исполнилось или восемь?
- Думаю, семь. Если бы ему исполнилось восемь, мы перешли бы во второй класс.
Событий немало, поэтому сразу заводит речь о другом.
- Знаешь, сегодня день террориста. Нам рассказывали. В 1924 году всех школьников заперли в школы. И пугали их. Кричали, стреляли, визжали.
Не могу сдержаться и улыбаюсь столь вольной интерпретации трагических событий одиннадцатилетней давности в Беслане, хотя тема, разумеется, вовсе не смешная. Обиженно хмурится:
- В этом нет ничего смешного. Если бы их не победили, мы бы с тобой сейчас тут не разговаривали.
И тут же:
- А потом нас повели в столовую. Там давали булочку и чай. Представляешь, все просили добавку чая. А я думал, все будут просить добавку булочки…
Мечтательный взгляд.
Соседка интересуется, нравится ли Тимке в школе.
- Да не знаем пока, он же только два дня сходил.
- Не два, а уже три, - поправляет меня возмущенный Тимофей.
И я понимаю, какая это для него огромная разница…