Рождественское чтение
дневник читателяЛюбимое зимнее время с ёлкой, огоньками, подарками. В этом году пролетело кубарем. И всё не дома. Как встретили Новый год в гостях, впервые за 20 лет, так и дальше побежали дни в дороге - мелькали случайные и неслучайные короткие и длинные встречи, лица, дома, улицы. Не было традиционных визитов, вечеров, прогулок. Взамен я получила много впечатлений, не выезжая из привычных окрестностей (хотя выехать не отказалась бы). И всё-таки без сложившихся годами рождественских узоров было бы грустно. Поэтому домашние пирожки и стряпня, прогулка вдвоём с сыном по пасмурному задумчивому городу, в ветреном Кремле и среди деревьев, исследовательские заметки и немножко новогодних советских фильмов особенно дорого запомнились в череде бегущих дней.
И здесь же поселились книги. Да, впереди много новых, полученных в подарок, у меня, у сына, у нас. Их истории ещё не сложились. А здесь те, что составили время праздника.
Незадолго до января встретилась снова с Толстым.
Школьная библиотека традиционно закрыта, попасть мне туда с сыном ни разу не удалось, а деда Мазая нужно принести завтра. Это потом я вспомнила, в каком сборнике Некрасова есть стихотворение о зайцах, но зато мы отправились в ту самую библиотеку около дома, где я не была с детства. Похвастаться хорошим выбором она никогда не могла, а года четыре назад нас сыном оттуда выставили - рано, приходите потом. Но теперь меня ждала совсем другая встреча. Казалось, мы пришли в гости. И дело не только в том, что библиотека располагается в бывшей квартире. Совершенно нездешняя женщина встретила нас. Уходить совсем не хотелось, давно минуло обеденное время, куча уроков, планы и дела, а мы всё топтались у столика с карточками, потому что на полки всё равно нечего было смотреть, и разговаривали. Обо всём.
- Давайте, я вам тоже что-нибудь предложу - настаивала библиотекарь.
- Да я сейчас Лидию Чуковскую читаю.. Довлатов начатый лежит, Паустовский..
- А вы читали Яхину?
- Нет, пока не планирую
Я перевела разговор на классику. И тогда с полки мне достали сборник коротких повестей и рассказов о любви.
- "Семейное счастие" Толстого, почитайте, она совсем коротенькая и очень светлая.
Как было отказаться, мне уже здесь было хорошо, и словосочетание "Семейное счастие" отозвалось каждым звуком.
Так я познакомилась с ранним произведением Льва Толстого и провела несколько вечеров за умиротворяющим чтением романа. Улыбалась подчёркнутым строчкам и восклицательным знакам с галочками. Кого-то особенно впечатлили слова о первой любви, о головокружительном чувстве, которое выплёскивалось в небывалые мысли, поступки, фразы..
"Сбылось всё то, чего я едва смела надеяться. Неясные, сливающиеся мечты стали действительностью; а действительность стала тяжёлою, трудною и безрадостною жизнию.."
Да, я вспомнила такие свои мысли, когда мне не было тридцати . Улыбалась истории Маши, как непохожа она была на мою собственную. Живо промелькнуло из Анны Карениной - "Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему".
Так вот как оказывается бывает, моё счастие совершенно не похоже на Машино. Да и счастье ли у неё. Или у меня. Мне не хватило в конце романа другого поворота к спокойствию и семье. Не договорили они друг другу, как-то уж слишком потеряли то первое чувство, которое хотя и уходит, но остаются всё же его запахи, цвета, дни и улыбки. Равнодушие я услышала в них. Значит благодарить мне судьбу надо за то, что то первое было другим, и последующее не стало спокойным, как его Толстой видел.
Небольшое произведение, а любимым у меня будет ещё меньше, первая часть только. И как это удивительно читать о том, чего не было с тобой, с интересом, с созвучием, чувствовать всё, чем живёт Маша как своё. Это Толстой. Не знаю, кто ещё. Не просто любоваться со стороны, восхищаться, стремиться, любить всем сердцем, а быть, без тени сомнения быть каждым из них. Вспоминать, находить, соглашаться.
Меня дожидался и Диккенс. Конечно, Рождественская песнь, о которой я писала когда-то. Писала отчаянно, будто в ледяную воду:
"Третий Новый год и Рождественские праздники сопровождает меня Диккенс. Я легко выбрала свою Песнь, ни разу не усомнившись. Роберто Инноченти. Говорят, он не умеет рисовать людей? Я вижу гармонию его рисунков, они завораживают и отвечают моим чувствам религиозного произведения.
И каждый раз одно изображение открывается пропастью тихого ужаса, вот она где, чёрная, тяжёлая дыра, здесь, в страшной коричневой, будто тюремной комнате с мертвецом на голой кровати. Скрудж стоит спиной к нам, но сколько бесконечной жалости, отчаянной жалости, позволяющей забыть о своём кошмаре, вызывает он, маленькая голова, скудные волосёнки, сгорбленные плечи, старый халат, своё спасение от ледяного безмолвного тела, горькое и разрывающее, я нахожу в сочувствии к фигурке старичка, стоящего ко мне спиной. И только пройдя всё заново, я становлюсь под водопад счастья, который обрушивается с последней главой Рождественской Песни, я перечитываю и перечитываю про огромную индюшку, про утренние улыбки встречных людей, про добрые слова прохожих в настроении настоящего праздника. И лёгкая, моя, бесконечная радость накрывает тёплым одеялом, сыпет снегом в окна, дует северным ветром сквозь ледяные рамы, радость, большая радость. "
