Миф о добытчике-защитнике.
Феминизм (зачем он нужен женщине и пр. вопросы)Авторка: .
Женщины! До каких пор вы будете оставаться слепыми? Что дала вам Революция?
- Ещё большее презрение, ещё более откровенное пренебрежение...
Олимпия де Гуж «Декларация прав женщины и гражданки» 1789
История не универсальна. Слишком много людей оказываются насильственно исключёнными из неё. Именно поэтому некритичное или акритичное прочтение рассказанного нам в качестве истории опасно: такая позиция делает всех нас соучастницами лжи меньшинства и легитимирует эту ложь. И именно поэтому история по большей части мифологизирована
Мифологизация истории обеспечивает бесконечное воспроизведение одной и той же модели общественных отношений, особенно в том, что касается присущей классовым, расовым и национально-государственным моделям пронизывающей гендерной модели общественной организации, основанной на разделении труда по половому признаку на сферы «продуктивного» и «репродуктивного» труда.
Слова Олимпии де Гуж поэтому можно произносить и 1917 году, и в 1968 и в 1991 – гендерная модель общества при любых других общественных изменениях остается одной и той же. И дело будет обстоять так до тех пор, пока мы не сможем эффективно воспрепятствовать мифологизации человеческого опыта, пока мы не деконструируем уже существующие мифы и не создадим механизмы, препятствовавшие бы созданию новых.
Начать говорить об абортах, семье, правах – это как открыть дверь в заплесневелый, темный, сырой и душный подвал, до отказа заполненный плотно утрамбованным мифо-поэтическим чем-то. Так вот откроешь дверь-люк, и «оно» повылазит на поверхность (как в романе Кинга «IT»). Первым, разумеется, попрёт «Миф о добытчике-защитнике» (или «Миф о Семье»). Этот миф в повседневности реализуется в мифической пресуппозиции о том, что женщина «кровно заинтересована» в создании и сохранении семьи, так как семья – это её единственный способ заставить мужчину содержать и защищать её саму и её детей (sic). Мужчина в этом мифе – жертва «заарканивания» и иных манипуляционных принуждений со стороны женщины, на которые он галантно соглашается в обмен на право распоряжаться по своему усмотрению жизнью женщины и её детей, то есть, в обмен на статус субъекта власти (равноценность подобного «обмена» деликатно не ставится под вопрос). Соответственно, из этой пресуппозиции вытекает угроза со стороны мужчин в адрес женщин: «если ты не… (проставить всё, что угодно, например, «не признаешь моё «право на эмбрион» и право решать, когда, сколько и кого тебе рожать»), то я тебя брошу/не дам денег».
Хочу напомнить, что мифы, так, как они нам известны, выполняют (наряду с другими функциями) функцию сокрытия, которая состоит в том, чтобы скрыть исторические факты насилия с целью оправдания действий субъектов власти и снятия с них ответственности за содеянное (Роберт Грейвс, 1959). Способами сокрытия являются: 1) идеализация объекта/состояния/формы; 2) внедрение в (под)сознание ощущения неизбежности или неотвратимости в отношении этого объекта/состояния/формы. Одновременно такие объекты/состояния/формы: 3) репрезентируются как абсолютно желательные и универсально желаемые, а также как: 4) принадлежащие области морали и 5) внеисторические. Миф о семье или, более конкретно, о добытчике-защитнике как раз реализует в себе все вышеперечисленные способы сокрытия
Гендерные мифы служат групповым интересам мужчин, каковые являются субъектами власти в гендерной системе. Интересы субъектов власти имеют одну «удивительную» характеристику: они всегда провозглашаются . А их на самом деле частный и зачастую зловещий (1) характер успешно камуфлируют мифы. Но, как было сказано в одном из комментариев, мир уже изменился. Мы, по счастью, принадлежим миру, где женщины организовались, где возможны деконструкция гендерных мифов, их разоблачение и предание гласности противоречий, логической бессвязности, откровенной лжи, на которых они построены. Мы принадлежим миру, в котором, наконец-то, женщины осмелились встать лицом к лицу к мужчинам, а не к абстрактному вездесущему и злобному Патриархату.
***
Здесь я сделаю методологически-лирическое отступление. Итак, при произнесении/написании заветного слова «мужчины» обычно появляется современная и продвинутая Вера-Пална, преисполненная политкорректности, имеющей изобразить феминизм и/или независимое мышление, и пеняет мне: «Что это вы опять? Делаете из женщин жертв? Да мы уже всего достигли, и никто нас не дискриминирует! Не надо обвинять мужчин и перекладывать ответственность за личную неустроенность! И вообще: у меня самой муж – феминист! Он сам! Варит! Себе! Пельмени из пакета!»
Аллилуйя мужу-феминисту и изобретателю (или это была изобретательница?) пельменей из пакета. Но речь о другом: в своих рассуждениях Вера-Пална смешивает понятия , экстраполирует гендерную сознательность своего мужа на всю группу «мужчины» (и частенько толсто намекает на то, что я переношу мой личный негативный жизненный опыт на всю группу «женщины», т.е. «делаю из женщин жертв»).
Но, в пику мнениям Веры-Палны, есть реальность, данная нам в ощущениях, и в этой реальности человечество разделено и иерархически систематизировано по гендерному признаку: мужчины в этой иерархии являются доминирующей группой, субъектами власти (поэтому всё чаще я читаю предложения заменить понятие «патриархат» понятием «мужское господство»), реализующими свои частно-групповые интересы путем эксплуатации подчиненной группы – женщин (Robert Connell (1987) «Gender and power. Society, the Person and Sexual Politics», Cambridge, Polity Press).
Способом осуществления гендерной эксплуатации является гендерное насилие (любая эксплуатация необходимо предполагает насилие). Гендерной идеологией доминирующей группы «мужчины», оправдывающей гендерное насилие «являются мачизм (также «сексизм») и мизогиния. Подобно расизму, мачизм – это совокупность убеждений (идеология), в основе которых лежат положения о физической и психической неравноценности женщин и мужчин и о решающем влиянии сексуальных различий на историю и культуру. В идеологии мачизма/сексизма половые признаки имеют решающее влияние на способности, интеллект, нравственность, поведенческие особенности и черты характера отдельной человеческой личности, эта идеология также включает в себя идеи об изначальном разделении людей на высшую (мужчины) и низшую (женщины) группы, из которых первые являются субъектами и создателями цивилизации и культуры и призваны господствовать над вторыми. Эмоциональной составляющей мачизма является мизогиния (2) – ненависть и отвращение мужчин ко всему, так или иначе связанному с аттрибуцией «женский»: мизогиния предполагает стремление избавиться (в том числе и физически) от всего, что может быть соотнесено с женщинами (от них самих, от деторождения, от семьи и от любого типа эмоциональных связей с другим полом). Существует экзогендерная мизогиния (собственно ненависть мужчин в отношении женщин) и эндогендерная мизогиния (ненависть женщин в отношении женщин)».
Любой «частно-индивидуальный» мужчина подвержен влиянию мачизма и мизогинии в силу своей групповой принадлежности. По словам профессора Нельсона Минелло (Nelson Minello Martini (2005) «De misoginia y otras dominaciones» опубликовано в сборнике «Hombres ante la misoginia: miradas críticas»), мужская групповая и индивидуальная идентичности структурированы мизогинией и ориентированы на осуществление эксплуатации, власти и контроля в противовес принятию личной ответственности. Вопрос в том, как, в силу индивидуальных особенностей, конкретный мужчина определит своё к ним отношение (динамика «группа»-»индивид»).
Поясню на примере: Оскар Шиндлер («Список Шиндлера») vs. Максимилиан Тео Альдорфер («Ночной портье»). Оба – обычные люди, в силу обстоятельств оказавшиеся в положении субъектов власти. Оба пользуются своим положением и связанными с ним одиозными привилегиями (Привилегия – освобождение от обязательств или исключительные/специальные преимущества, которыми пользуются отдельный человек или группа людей в силу своего особенного положения. Одиозная привилегия — привилегия, осуществление которой наносит вред другим лицам) и оба это осознают (см. теорию Шиндлера о том, что движущим элементом и гарантом любого бизнеса является война, и, соответственно, садистские выкрутасы чувствующего свою полную безнаказанность Альдорфера).
Экзистенциальная дилемма любого представителя любой доминирующей группы заключается в том, чтобы либо отказаться от одиозных привилегий, либо способствовать их укреплению, как в индивидуальном, так и в групповом плане. Это решение целиком лежит в области этики, так как
В зависимости от индивидуальных предрасположенностей, стремиться к сохранению, расширению и укреплению одиозных привилегий будут люди более лживые и склонные к жестокости (Романтики и Гуманисты). Люди более правдивые и склонные к состраданию (Циники и Нигилисты) скорее примут индивидуальное решение отказаться от одиозных привилегий.
Шиндлер решает эту дилемму, принимая решение спасти евреев от Освенцима и тратя на подкуп немецких офицеров заработанные деньги. Он отказывается от одиозных привилегий, подвергая риску свою жизнь (=идентификация с угнетенной группой) и тратя личные средства на благо других (=принятие ответственности на себя), сам при этом не становясь ни Спасителем, ни Избавителем, ни Героем (его будущее неизвестно, он вынужден бежать и скрываться перед наступлением Красной Армии)
В гендерной системе представители доминирующей группы «мужчины» так же стоят перед дилеммой отказа от одиозных привилегий или их сохранения, расширения и укрепления. Коллективно и индивидуально мужчины осознают как свои привилегии, так и самих себя как субъектов власти (кто бы что бы там не говорил на публике). В ситуации растущей делегитимации существующей модели патриархата/мужского господства мужчины реагируют по той же схеме «укрепление vs. отказ от привилегий» (с явным преобладанием варианта укрепления – прямо или косвенно):
- мужчины, выступающие за гендерное равенство, за осуществление перемен в существующем положении и за активное участие мужчин в этих переменах (т.н. «про-феминисты» или «анти-сексисты»). Отвергают традиционные модели маскулинности и семьи, некритичное подчинение правилам «мужской корпоративности». Независимые в поведении, обычно обладают материальной и психологической автономией и могут позволить себе «конфронтацию» с эндогруппой. Активно участвуют в социальных движениях;
- мужчины, использующие лозунги гендерного равенства в утилитарных целях («пусть работает и содержит меня, раз хотела равенства», «современная эмансипированная женщина должна решать свои проблемы сама», «настоящая женщина всегда согласна на секс»). Обычно это молодые люди, жители больших городов. Характерно восприятие женщин, как «имеющих проблемы», а самих себя — как самодостаточных, без проблем;
- мужчины, равнодушно и/или политкорректно относящиеся к идее гендерного равенства, до тех пор пока в их личной и профессиональной жизни никто не ставит под сомнение их «право на привилегии». Обычно реагируют с недовольством на женское движение («надоели эти феминистки, всё им не так»). При достаточной материальной обеспеченности практикуют «доброжелательный сексизм» и «покровительствуют» близким женщинам;
Политкорректные мужчины и мужчины-утилитаристы обычно пассивно-агрессивны в поведении, критичны и придирчивы в отношении женщин (характерны завышенные требования к внешности и эйджизм), при отсутствии самокритики (которая воспринимается как слабость), часто жалуются на то, что «женщины слишком много о себе думают/слишком много требуют/меркантильны». Характерно использование эмоционального шантажа и угроз оставления, игнорирование эмоциональных и иных потребностей женщин — приемы, служащие для того, чтобы, избегая открытой конфронтации, обеспечить себе доминирующее положение в личных и профессиональных отношениях. Обычно очень трепетно относятся к собственной маскулинности, ревниво следят за тем, чтобы быть «адекватно» принятыми эндогруппой, психологически зависимы и подчиняются правилам «мужской корпоративности».
- мужчины, воспринимающие идею гендерного равенства как личную угрозу. Идентифицируются с идеями мачизма. Открыто выражают мизогинию. Очень зависимы от эндогруппы прежде всего потому, что, как правило, принадлежат к пролетариату (современный пролетариат уже давно мыслит себя буржуа, пытаясь реализовать эту иллюзию прежде всего в частной сфере, что вызывает сильнейший когнитивный и эмоциональный диссонанс) или классу мелких служащих и чиновников, – поэтому выпас гендерных тараканов активно ведется в левой и около-левой среде. Характерен эмоциональный фон озлобленности, мстительности, чувство того, что женщины угрожают, унижают, пытаются лишить мужественности. Обвинения и оскорбления в адрес женщин, репрезентация гендерных насильников как «героев»/»настоящих мужиков»/»борцов за справедливость»/»тех, кто наконец-то осмелился поставить этих сук на место». Воинствующее избегание ответственности за собственное агрессивное поведение: «спровоцировала»/»сама дура виновата»/»за что боролась, на то и напоролась». Сторонники запретов и общественного нормирования в отношении женщин. Активные сторонники поддержания системы традиционных гендерных ролей.
Почему нам приходится говорить о ненависти (мизогинии), когда мы говорим о гендерной модели «мужское господство»/»женское подчинение»? Мачизм (сексизм) есть тоталитарная идеология и обслуживает она тоталитарную модель общества. Феномен тоталитарного общества имеет пять основных характеристик (не надо быть семи пядей во лбу, чтобы насчитать их в сексистском обществе):
- тоталитарное общество предоставляет только одной группе монополию на политическую деятельность
- группа, монополизировавшая политическую деятельность, обладает идеологией собственного превосходства, которая, как следствие, превращается в «абсолютную правду», в догму
- для того, чтобы транслировать эту догму, группа-монополист присваивает себе «двойное право»: исключительное право на применение силы и исключительное право на использование официальных «средств убеждения и пропаганды» (совокупность средств массовой информации и культурной деятельности)
- группа-монополист подчиняет своим интересам экономическую организацию общества и любой вид профессиональной и общественной деятельности
- при таком подчинении, любое проявление экономического, культурного, профессионального и т.д. плюрализма является одновременно покушением на догму и трактуется в терминах моральной паники, как нечто, представляющее собой опасность для общества
Как устроено сексистское общество? – Да
как обычно, так, как это всегда бывает в сектах и тоталитарных
государствах. Пирамидальная структура, на вершине которой помещается
более или менее харизматичный социопат, непосредственно «под» ним
– приближенная к Хозяину узкая прослойка, пользующаяся ничем и никем
(кроме Хозяина) неограничиваемой властью над «основанием» пирамиды: то
есть над основной массой, составляющей группу-монополиста. Пирамидально
организованная группа-монополист не находится в вакууме: она окружена
той самой «выдавленной» из общественной и политической деятельности
обслуживающей «биомассой», которая является источником ресурсов для
членов группы-монополиста (смотря по их положению в структуре пирамиды,
они пользуются большим или меньшим объёмом обслуживания со стороны
«биомассы»). Несмотря на своё подчиненное положение в структуре
пирамиды, большинство членов группы-монополиста боятся покинуть её
(тогда они окажутся в «биомассе», а им, как никому, известно, для чего
она предназначается, и что с ней, в конце концов, будет) и одновременно
надеются продвинуться по социальной лестнице в верхние слои.
«Каскадирование подчиненности» и отражается в групповом и индивидуальном
психизме как страх и ненависть.
_____________________________________________________________________
(1) Меня поймут те, с кем мы говорили на тему «любви», ситуации витальной угрозы и отчуждения витальности.
(2) В отношении мизогинии важно иметь в виду следующее:
«Мизогиния, как концепция мироустройства и как определяющая структура, генезис, фундамент, мотивация и обоснование повседневности, направлена на унижение женщин. Поэтому она неразрывно связана с универсальной мужской идеей… о том, что быть мужчиной – это самое лучшее, что может произойти с человеком, и что, поэтому и прежде всего, быть мужчиной означает не быть женщиной. В эту концепцию вплетается действующее сознание, ежесекундная политическая воля, в соответствии с которыми, всё, что не представляет собой мужские реалии или атрибуты (отдельного мужчины и всех мужчин), должно быть принижено, поставлено вне закона, скрыто, стигматизировано, осмеяно и, если необходимо, осуждено, приговорено и уничтожено» (Даниэль Касес)
Читайте также по этой теме:
Авторка: .
.
Деконструкция мифа о добытчике-защитнике расползлась на огромное количество букв, так что я даже приблизительно не могу сказать, сколько в конце концов там окажется частей. Ну, пока вторая.
Отбившись от Веры-Палны, а заодно обозначив экзистенциальные проблемы представителей доминирующей группы, продолжу про миф о добытчике-защитнике. Деконструкция этого мифа важна для понимания того, почему столько мужчин, с озлобленностью (и тайным торжеством), достойной лучшего применения, бросились нынче на защиту «невинно убиенных эмбриончиков», публично называя женщин убийцами (неосмотрительно, ведь так и самому можно ненароком оказаться сыном серийной киллерши, ай-ай) и узурпаторшами «отцовских прав» мужчин.
Христианская церковь не всегда отстаивала тезис о том, что жизнь и статус человека принадлежат оплодотворенной яйцеклетке с момента её оплодотворения. Я живу в католической среде, поэтому могу привести факты, касающиеся католической церкви (но не думаю, что православная в этом смысле сильно отличается). За 2000 лет существования христианской церкви дебаты по определению момента, когда эмбрион может считаться человеческим существом, были многочисленны. Например, Св. Августин, как и большинство теологов, не считал аборт на ранних сроках гомицидом, так как преобладало мнение о том, что эмбрион трансформируется в человеческое существо позднее. Обратное мнение было мнением меньшинства вплоть до 1864 года, когда теологом Жаном-Пьером Гюри (Jean-Pierre Gury) была сформулирована концепция «убийства потенциального человеческого существа», которое было приравнено к убийству реального живого человека. В 1869 году эта доктрина была признана католической церковью, которая с тех пор (и только с тех пор) стала придерживаться политики эксплицитного жесткого запрета абортов. Впервые официально эта политика была закреплена в «Кодексе канонического права 1917 года».
Как и на Западе, российские мужчины-пролайферы-антиабортисты представляют собой защитников института традиционной семьи, их движение – реакция на активное включение женщин в продуктивную сферу и, соответственно, на сокращение их вклада в репродуктивную. Пролайферская истерика и плач по эмбриону – это удар на упреждение возможного (только возможного, но еще не действительного в России) упразднения части мужских привилегий, так как
Истинное положение вещей таково, что как устройство «личных отношений», так и их законодательное оформление – »семья» представляют собой серию механизмов, обязывающих и принуждающих женщину заниматься на протяжении всей своей жизни жизнеобеспечением мужчины (по словам Патриции Ромито (3) «материальным и психологическим обслуживанием мужчин«). В этом и состоит частно-групповой интерес мужчин. И именно принудительным для женщины характером «личных отношений» и «семьи» объясняется повсеместное применение к ним понятий собственности и власти (4).
На протяжении всей известной нам истории положение женщин в обществе характеризовалось:
- исключением (полным или частичным) из сферы общественной деятельности и продуктивного труда (сегрегация по половому признаку);
- принуждением к выполнению репродуктивного труда, не взирая на личностные особенности;
- особым типом отношений с мужчинами – pactum subjectionis («договор о подчинении»), квази-обмен подчинения на протекцию. Этот тип отношений реализуется в виде брачного договора, предоставляющего мужу неограниченную и необратимую власть над женой.
Напомню основные характеристики продуктивного и репродуктивного труда.
- Под продуктивным трудом понимается труд, реализуемый за экономическое вознаграждение, производящий рыночную стоимость и, как следствие, ВВП. Этот труд пользуется общественным признанием, он структурирован, регулируется законодательно, является источником прав и обязанностей. Это то, что мы называем трудовой деятельностью, трудовой занятостью.
- Под репродуктивным трудом понимается труд, реализация которого не приносит экономического вознаграждения и рыночной стоимости, а следовательно, этот труд не засчитывается в ВВП, являясь, в то же время общественной необходимостью. Репродуктивный труд лишен социального признания, никак не структурируется и не регулируется социальными механизмами, а следовательно, имплицитно предполагает отсутствие прав.
Репродуктивный труд реализуется в сфере дома и семьи, под ним традиционно понимают:
- домашнее хозяйство (организация жизнеобеспечения семьи: весь спектр труда связанный с обеспечением питанием, одеждой и гигиеной людей, а также поддержанием адекватных для жизни и здоровья условий в жилище);
- деторождение и уход за детьми, больными, инвалидами и престарелыми.
Основные характеристики репродуктивного труда:
- этот труд не нормирован, не монетизирован, никак не вознаграждается экономически и находится вне сферы рынка.
- этот труд выполняется женщинами на протяжении всего их жизненного цикла (детство-зрелость-старость).
- этот труд, как таковой, не признается социально, при этом являясь, в первую очередь, общественной необходимостью.
- существование и характер репродуктивного труда невидимы и не осознаются даже теми, кто его выполняет.
- выполнение репродуктивного труда женщинами не является их врожденной (биологической) характеристикой, а следствием социальной установки в отношении гендерной дифференциации. Эта социальная установка, в общих чертах, разделяет людей на женских субъектов, ориентированных на репродуктивный труд, и на субъектов мужских, ориентированных на продуктивный труд.
- вышеозначенный процесс социализации обусловливает материальные возможности, социальные позиции и символическое репрезентирование мужских и женских субъектов и ставит женщин в ситуацию субординации по отношению к мужчинам.
- ориентирование субъекта на продуктивный и репродуктивный труд является одной из основ воспитания и социализации, имеет место прежде всего в семье (в сфере личного) и таким образом достигает степени «натурализации», когда культурное выдается за биологическое, врожденное, инстинктивное.
- репродуктивный труд является источником бедности и сегрегации для тех, кто его выполняет.
- бенефициарами и потребителями продуктов и услуг сферы репродуктивного труда являются лица, не занятые в нем.
Разделение труда на продуктивный и репродуктивный представляет собой так называемое «разделение труда по половому признаку»
В современных андроцентрических обществах (каковыми являются все нам известные, без исключения), принуждение женщин к выполнению репродуктивного труда мыслится как «естественное следствие» женской способности к материнству: так, Л. Бонино в своих исследованиях о «микромачизмах» говорит о том, что в коллективном и индивидуальном мачистском мышлении существует некоторое «мстительное» уравнение «можешь забеременеть» = «можешь гладить, следить за детьми и заботиться о моих родителях». Именно отсюда проистекает волнение за эмбриончиков и попытки законодательно закрепить за собой право решать за женщину, будет ли она рожать или нет, сколько, когда и кого. Показательно, что общественная дискуссия, касающаяся «антиабортного» проекта Мизулиной-Драганова развернулась на тему «кто тут имеет право, а кто должен», практически проигнорировав остальные его аспекты.
На сегодня реальность женщин – и феминизма – такова, что с одной стороны есть место для оптимизма, если взглянуть на ситуацию диахронически и сравнить наше положение с положением, в котором находились наши бабушки и мамы, но с другой стороны накрывает вполне оправданный пессимизм, когда мы сравниваем – синхронически – наше положение с положением другой половины человечества – мужчин, и видим, что они по-прежнему занимают все руководящие, престижные и/или высокооплачиваемые посты/должности в общественной сфере, а в сфере частной с абсолютной естественностью и непосредственностью позиционируют себя как объект заботы и услуг с нашей стороны. Мужчины продолжают пользоваться абсолютной символической властью для определения коллективного сознания и употребляют эту власть на сокрытие и замалчивание того факта, что в мире существует серьезная проблема ответственности за жизнеобеспечение, воспроизведение жизни, за репродуктивный труд.
Женщины завоевали себе право на участие в общественной жизни, в материальном производстве, но принятие ими на себя общественной роли не повлекло за собой изменений в традиционно вменяемой им патриархальной роли, ассоциирующей женщин и репродуктивный труд. Также в обществе не произошло никаких изменений, направленных на то, чтобы участие в общественной жизни и производстве и организации функционирования частной сферы (т.н. «личной жизни», «семьи», «домашней сферы»), в которой осуществляется производство и воспроизводство ЖИЗНИ и ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМЫХ УСЛОВИЙ, было бы для женщин не неразрешимым противоречием, а интегрированными сферами деятельности. Причина в том, что завоевание равноправия женщинами не более, чем формальность, формальное признание «равенства» в отношении мужчин. На самом деле, дихотомическая организационная структура общества, с помощью которой осуществляется разделение труда ПО ПОЛОВОМУ ПРИЗНАКУ (=общественное – мужское/частное – женское), осталась нетронутой. Формально в общественной сфере разделение труда по половому признаку упразднено (только формально, de facto оно процветает), но это не повлекло за собой упразднения разделения труда по половому признаку в частной сфере. Полностью сохраняются концепция НЕЗАВИСИМОСТИ общественной сферы от частной, равно как андроцентрическая концепция homo laborans, НЕ ОТВЕТСТВЕННОГО за сферу репродуктивного труда. И именно это – разделение труда по половому признаку и претензия на независимое функционирование общественной сферы – и является причиной того, что все разговоры о гендерном равенстве – просто политкорректная болтовня, воплощение закона Лампедузы: «Измениться так, чтобы всё оставалось по-прежнему».
Разделение труда по половому признаку имеет различные исторические формы, хотя всегда носит принудительный характер. В современном обществе оно стоит на фундаменте, заложенном в эпоху Просвещения. Историк Томас Лакёр утверждает (5), что «пол, как мы знаем его сегодня, был выдуман в XVIII веке», что именно тогда древнегреческая концепция «единого пола» и аберрации эмбриона как причины появления на свет детей женского пола была заменена «концепцией радикального полового диморфизма».
В системе радикального полового диморфизма мужчины и женщины превращаются в субстанциально противоположные и комплементарные существа. Человеческое тело перестает считаться эпифеноменом, внешним физическим выражением божьей воли или космических законов, которые закрепляют за мужчинами и женщинами определённый социальный статус. Наоборот, модель полового диморфизма предполагает, что в физиологических характеристиках тела находится определение сущности, то есть, мужчины и женщины являются таковыми в силу биологического субстрата, являющегося сущностным, определяющего идентичность и социальный статус каждого человеческого существа.
В этом контексте, Просвещение ставит на место бога природу и делает из нее синоним «судьбы» (впоследствии Фрейд сформулирует это как «Анатомия – это судьба»). Речь здесь идет о детерминизме, внутренне организованном таким чудесным образом, что относится исключительно к определенным группам – подчиненным – и отсутствует в определениях доминирующей социальной группы. Носительницами «природных» качеств стали, разумеется, женщины, но не только они: афроамериканские рабы, пролетариат и колонизированные народы также находились в подчиненном положении в силу «своих природных предрасположенностей», были запрограммированы на то «природой».
С этого момента основополагающими положениями станут:
- идея о том, что неравенство между мужчинами и женщинами устанавливается, исходя из того, что женщины и мужчины имеют разную сущность, «природу».
- идея о том, что подчиненное положение женщин объясняется их особой «женской природой», зависимой и комплементарной по отношению к природе «мужской».
- эпоха тотальной сегрегации по признаку пола (закрепленной во французском Гражданском Кодексе 1804 года, гарантировавшем юридическое несовершеннолетие женщин и институт мужского опекунства), примерно с 1760-х гг (публикация трудов Руссо) по 1906 год (предоставление Финляндией права голоса женщинам).
- эпоха частичной сегрегации по признаку пола, с 1906 года и по сегодняшний день: эпоха так называемого «формального равенства».
__________________________________________________________________
(3) Преподаватель на кафедре психологии в университете Триесте (Италия)
(4) Резюмирую то, что мы уже говорили в предыдущих постах на тему власти, эксплуатации и жизнеобеспечения:
«Что представляет собой власть, так сказать, в практическом и повседневном применении? Что делает ее такой «привлекательной» в глазах внушительной группы граждан? В конце концов, это же не в правительстве указы подписывать, наносить флажки на карту мира – эх, разбомблю! – или подводить миллионные балансы – в 90% случаев речь идет о власти кухонного и кабинетного масштаба. Всё, как всегда, просто (и цинично): власть есть жизнеобеспечение.»
«Разные исследователи по-разному называют эти техники психического принуждения: мини-тирания, интимный терроризм, «мягкое» насилие, насилие «низкой интенсивности», уловки принуждения, невидимый мачизм, благоволящий сексизм. Цель возни глобальна: 1) занять привилегированное положение в отношениях; 2) сделать это незаметно и перенести конфликт в психику женщины с тем, чтобы избежать открытого столкновения; 3) застраховаться от «наказания» в виде отказа женщины от продолжения отношений – «сделать так, чтобы не ушла». Луис Бонино называет такую комплексную возню «микромачизмами» (мМ) и определяет их, как: «Перманентные низкоинтенсивные практики принуждения через психический контроль, осуществляемые в отношении женщин. Латентная форма абьюза c целью навязать точки зрения и мнения в отношении повседневной жизни, которые позволили бы мужчинам делать так, как захочется, и не позволили бы поступать так женщинам (моральная дихотомия «мужчина имеет право/женщина должна»). Микромачизмы – это манипулятивные приемы, которые составляют нормализованное в современном обществе поведение мужчин в отношении женщин. Это социально принятое и нормализованное поведение представляет собой требование привилегий, удобств и прав за счет упразднения личностной, ментальной и поведенческой автономии женщин. »
«Бесконечное осуществление эксплуатации и есть коренной интерес доминирующей группы. Что такое эксплуатация? – Это процесс приобретения власти. Власть есть результат эксплуатации. В процессе эксплуатации происходит следующее: подчиненная группа производит (неправда, что подчиненная группа пассивна – это еще один дискредитирующий миф) социальную экзистенцию доминирующей группы за счет того, что сама лишается ее (что убудет у одних, прибудет у других – это и есть динамика господства/подчинения (Г/П)). Отсюда зависимость доминирующей группы от подчиненной, отсюда также и её неумолимая ненависть.
Сокрытие факта эксплуатации связано с самой глубинной raison d’être любой власти. Человеческая жизнь есть время – в этом мы ВСЕ непреложно и абсолютно равны: мы временны и смертны. Время – это то, что нельзя произвести, нельзя сделать, сфабриковать, добыть, приумножить, и только осуществление власти над другими может привести к относительному увеличению количества времени у индивида или группы. Власть измеряется способностью присваивать себе чужое время и, конкретно, власть определяется как соотношение между количеством отчужденного у других времени и количеством времени, затраченным на это отчуждение (David Anisi (1995) «Creadores de Escasez: del bienestar al miedo», Madrid, Ed. Alianza ). Любой конфликт есть конфликт власти, любое противоречие стоит на желании власти – в противовес личной ответственности. Внутренний смысл борьбы за власть – присвоение чужого времени/чужой жизни.
Дальше есть еще один интересный вопрос: способы эксплуатации, способы приобретения власти и присвоения чужого времени. На самом деле способ один – это принуждение. Существуют два вида принуждения: прямое (то есть, дали пинка – иди и делай) и непрямое (это то, что мы называем манипуляциями). Прямое принуждение возможно в условиях ограниченного пространства (=ограничения возможности передвижения) и ограниченного числа принуждаемых, поэтому многочисленные группы людей в условиях трудно ограничиваемой возможности передвижения эксплуатируют с помощью непрямого принуждения.»