"История одного назначения"

Молодой офицер Григорий Колокольцев после ссоры с отцом, знаменитым, между прочим, генералом, просит перевода в глубинку, чтобы, значит, отцу доказать... Что именно собирается доказывать молодой человек неясно, но, видимо, как и все молодые люди в подобных обстоятельствах, свою исключительность и что сам всего добьётся без папенькиных связей, денег и тем паче наставлений.
Между тем идёт 1866 год, в армии грядёт реформа - в столице её вовсю обсуждают, а на местах откровенно побаиваются; Колокольцев же заражён (иначе не скажешь) передовыми идеями. И во в таком экзальтированном состоянии духа наш герой встречает графа Льва Николаевича Толстого. "Того самого"

Передовые идеи, впрочем, быстро блёкнут от тесного соприкосновения с невзрачной действительностью: офицеры жестоки и солдат за людей не считают, солдаты при любом удобном случае пьянствуют, шпыняют друг друга и предпочитают обучению грамоте подглядывание за девками в бане (баню, кстати, по глупости спалили, а девки чуть не угорели). Знакомство со Львом Николаевичем и его семейством тоже идёт неровно: у тех свои беды - брат графа Толстого никак не расстанется с цыганкой, от которой уже прижил троих детей и ждёт четвёртого, невеста его (сестра графини Толстой, так что тут очень близкородственные связи), узнав о похождениях жениха, травится... а у графа ещё и свиней заморских извели, и с женою нелады. Атмосфера картины, в общем, весьма минорная, пейзажи и общий настрой вполне соответствуют.
И вот на фоне всеобщего уныния случается трагедия в отдельно взятом полку: рядовой писарь - существо забитое, начальством и сослуживцами затурканное, по приказу покрывающее хищения - окончательно доведённый, даёт пощёчину вышестоящему чину. Офицеру. Поднятие на командира руки или оружия карается смертью. Из этой истории делают показательный процесс - чтобы запугать, напомнить, приструнить и вообще, чтоб неповадно было.
Адвокатом на процессе выступает граф Толстой. И вот тут - на суде, заметьте проигранном не без помощи пошедшего на попятный Колокольцева, растерявшего в одночасье все свои либеральные взгляды - мы видим, как Толстой становится действительно "тем самым" Совестью. Зеркалом, поднесённым к неприглядным лицам держащих власть.
Это нужно уметь - показать небольшим эпизодом, частным случаем типичность происходящего: в армии, в судах, во властных кругах. Показать страх перед народом. Показать, как этот страх становится сознательным давлением, стремлением держать народ в железной узде, в неграмотности, рамках религиозности.
Отсюда очень недалеко до мысли, что время, несколько меняя средства, совершенно не тронуло целей.