Мое открытие года в области литературы

Вот, кстати, тоже стала недавно только произведения Толстого читать, а в школе из под палки еле-еле осилила Войну и Мир =) А на занятиях педагогики только Каменского вспоминают, хотя он тоже не плох, но все-таки Толстой в плане педагогики более глубок. Да и вообще во многом. Пример для подражания.

Из города донесся по воде гул и медное дрожание большого охотницкого колокола. Стоявший подле Нехлюдова ямщик и все подводчики одни за другими сняли шапки и перекрестились. Ближе же всех стоявший у перил невысокий лохматый старик, которого Нехлюдов сначала не заметил, не перекрестился, а, подняв голову, уставился на Нехлюдова. Старик этот был одет в заплатанный о́зям, суконные штаны и разношенные, заплатанные бродни. За плечами была небольшая сумка, на голове высокая меховая вытертая шапка. - Ты что же, старый, не молишься? - сказал нехлюдовский ямщик, надев и оправив шапку. - Аль некрещеный? - Кому молиться-то? - решительно наступающе и быстро выговаривая слог за слогом, сказал лохматый старик. - Известно кому, Богу, - иронически проговорил ямщик. - А ты покажи мне, игде он? Бог-то? Что-то было такое серьезное и твердое в выражении старика, что ямщик, почувствовав, что он имеет дело с сильным человеком, несколько смутился, но не показывал этого и, стараясь не замолчать и не осрамиться перед прислушивающейся публикой, быстро отвечал: - Игде? Известно - на небе. - А ты был там? - Был - не был, а все знают, что Богу молиться надо. - Бога никто же не видел нигде же. Единородный сын, сущий в недре отчем, он явил, - строго хмурясь, той же скороговоркой сказал старик. - Ты, видно, нехрист, дырник. Дыре молишься, - сказал ямщик, засовывая кнутовище за пояс и оправляя шлею на пристяжной. Кто-то засмеялся. - А ты какой, дедушка, веры? - спросил немолодой уже человек, с возом стоявший у края парома. - Никакой веры у меня нет. Потому никому я, никому не верю, окроме себе, - так же быстро и решительно ответил старик. - Да как же себе верить? - сказал Нехлюдов, вступая в разговор. - Можно ошибиться. - Ни в жизнь, - тряхнув головой, решительно отвечал старик. - Так отчего же разные веры есть? - спросил Нехлюдов. - Оттого и разные веры, что людям верят, а себе не верят. И я людям верил и блудил, как в тайге; так заплутался, что не чаял выбраться. И староверы, и нововеры, и субботники, и хлысты, и поповцы, и беспоповцы, и австрияки, и молокане, и скопцы. Всякая вера себя одна восхваляет. Вот все и расползлись, как кутята1 слепые. Вер много, а дух один. И в тебе, и во мне, и в нем. Значит, верь всяк своему духу, и вот будут все соединены. Будь всяк сам себе, и все будут заедино. Старик говорил громко и все оглядывался, очевидно желая, чтобы как можно больше людей слышали его. - Что же, вы давно так исповедуете? - спросил его Нехлюдов. - Я-то? Давно уж. Уж они меня двадцать третий год гонят. - Как гонят? - Как Христа гнали, так и меня гонят. Хватают да по судам, по попам - по книжникам, по фарисеям и водят; в сумасшедший дом сажали. Да ничего мне сделать нельзя, потому я слободен. «Как, говорят, тебя зовут?» Думают, я звание какое приму на себя. Да я не принимаю никакого. Я от всего отрекся: нет у меня ни имени, ни места, ни отечества, - ничего нет. Я сам себе. Зовут как? Человеком. «А годов сколько?» Я, говорю, не считаю, да и счесть нельзя, потому что я всегда был, всегда и буду. «Какого, говорят, ты отца, матери?» Нет, говорю, у меня ни отца, ни матери, окроме Бога и земли. Бог - отец, земля - мать. «А царя, говорят, признаешь?» Отчего не признавать? он себе царь, а я себе царь. «Ну, говорят, с тобой разговаривать». Я говорю: я и не прошу тебя со мной разговаривать. Так и мучают. - А куда же вы идете теперь? - спросил Нехлюдов. - А куда Бог приведет. Работаю, а нет работы - прошу, - закончил старик, заметив, что паром подходит к тому берегу, и победоносно оглянулся на всех слушавших его. Паром причалил к другому берегу. Нехлюдов достал кошелек и предложил старику денег. Старик отказался. - Я этого не беру. Хлеб беру, - сказал он. - Ну, прощай. - Нечего прощать. Ты меня не обидел. А и обидеть меня нельзя, - сказал старик и стал на плечо надевать снятую сумку. Между тем перекладную телегу выкатили и запрягли лошадей. - И охота вам, барин, разговаривать, - сказал ямщик Нехлюдову, когда он, дав на чай могучим паромщикам, влез на телегу. - Так, бродяжка непутевый.