О феминитивах и гендерной чувствительности в русском языке

Длинный пост, но советую прочитать, интересно!

Отсюда


В детстве у меня были три книжки Татьяны Рик в жанре «занимательный русский язык». Назывались они «Здравствуйте, Имя Существительное», «Доброе утро, Имя Прилагательное» и «Здравствуй, дядюшка Глагол». Там было много всяких веселых штук, которые помогали запомнить разные правила. Из третьей книжки про глагол я особенно хорошо запомнила забавную фразу - иллюстрацию того, как согласовывать слова в предложении, где подлежащее мужского рода обозначает женщину: «Важный директор Вареникова сидела в кабинете». То есть правило состоит в том, что прилагательное согласуется грамматически (поэтому тоже мужской род), а глагол - по смыслу (поэтому женский). В школе мы на этом правиле особенно не останавливались, и фраза про важного директора Вареникову меня много раз выручала при написании и редактировании текстов.

Вообще-то при обучении правилам родного языка (в отличие от иностранных) согласование - не особенно важная тема. Потому что в целом, если язык родной, то в согласовании ты не ошибешься. Это правила из тех, которые усваиваются сами собой, когда ты учишься говорить. Как и в падежах люди в целом не ошибаются, и в различении совершенного и несовершенного вида глаголов, например. Обычно подробные правила тут нужны для тех, у кого этот язык неродной. Но с важным директором Варениковой дела обстоят иначе. Это правило противоречит интуиции носитель_ницы языка. И это отличает его, скажем, от правила о том, что слово «заяц» пишется через «я». Все-таки безударные гласные так устроены, что на слух не поймешь, но как-то интуитивно понятно (за счет того, что в других позициях те же корни иногда оказываются под ударением), что там может быть что угодно, в том числе и «я». А про важного директора моя, например, интуиция носительницы языка говорит мне, что такого просто не может быть.

Зачем же лингвист_ки, составлявшие официальную грамматику русского языка, придумали такое правило?

Они могли бы пойти другим путем и кодифицировать (то есть занести в словари) для каждого слова мужского рода, обозначающего профессию или род занятий, аналог женского рода. Феминитив. Такой путь прекрасно согласовывался бы с интуицией носитель_ниц языка. Причем в общем случае интуиция носитель_ниц - главный закон для лингвист_ок. Когда я училась на факультете теоретической и прикладной лингвистики, нам это там повторяли как мантру. Грамматики - ничто, грамматики пишут люди, это просто интерпретации, а чтобы что-то понять про то, как на самом деле устроен язык, надо слушать носитель_ниц. О чем нам на занятиях почти не говорили - это о том, что люди, пишущие грамматики, особенно официальные, руководствуются еще и разного рода политическими соображениями, начиная с официальной государственной идеологии. Постсоветские лингвист_ки вообще не любят говорить о политике. Несмотря на то (или, будем откровенны, возможно, именно потому, что) непосредственно в ней участвуют.

И ведь штука в том, что в разговорной речи (то есть в той области, где язык живет своей свободной жизнью, не скованной навязанными извне нормами) обычно не приходится исхитряться и согласовывать существительное мужского рода с глаголом в форме женского рода. В разговорной речи, если мы имеем в виду женщину, мы ее называем словом женского рода. Это хорошо видно по изобилию разных феминитивов с ироническим, фамильярным или уничижительным оттенком: чертовка, сердцеедка, нахалка, паразитка, скандалистка, чумичка, резвушка, хохотушка, дуреха, трусиха, проказница, бездельница, критиканша, паникерша, злыдня… То есть когда мы в живом, спонтанном разговоре хотим подшутить над женщиной или отругать ее, мы не назовем ее «злыднем» или «бездельником». Можем, конечно, сказать «ну ты и дурак» - но это уже языковая игра, то есть это специально делается, потому что так смешнее и интереснее. Сама возможность такой языковой игры показывает, что называть женщину словами мужского рода ощущается носитель_ницами как нарушение одного из базовых языковых законов.

Более того, профессиональных феминитивов вообще-то тоже много, в том числе широкоупотребительных. Консьержка, санитарка, акушерка, официантка, домработница, гардеробщица, продавщица, уборщица, библиотекарша, секретарша. Вы уже видите, что общего у этих слов, да? Они обозначают людей, занятых непрестижным, низкостатусным обслуживающим трудом. (Это, конечно, интересный вопрос, с какого перепугу обслуживающий труд в нашей культуре считается низкостатусным, но это тема для отдельного текста.) Причем если женщина хочет как-то настоять, что в ее работе есть достоинство и повод для гордости, то она скорее использует слово мужского рода: «я продавец», «я секретарь», «я библиотекарь».

Есть еще такой ряд: артистка, балерина, актриса, певица, танцовщица (плюс много музыкальных специализаций: виолончелистка, пианистка, арфистка, скрипачка и т. п.). Как-то странно было бы сказать «певец Земфира» или «актер Рената Литвинова». Почему? Похоже, потому, что эти профессии стали доступны женщинам еще тогда, когда они были не престижными, а низкостатусными и обслуживающими (в сегрегированном обществе Российской империи). Но при этом Рената Литвинова - «режиссер». И иначе просто никак, нет феминитива.

И еще ряд низших звеньев в учебной/академической иерархии: практикантка, студентка, стажерка, лаборантка, ученица, школьница. Тут тоже не зазорно быть женщиной.

Вы могли заметить, что я все эти списки привожу в определенном порядке. А именно в обратном алфавитном (сначала слова, которые оканчиваются на -ка, потом те, которые оканчиваются на -ца). Это потому, что я их выписывала из Грамматического словаря русского языка под редакцией А. Зализняка, а это обратный словарь. Он как раз и предназначен для таких задач, как поиск всех слов с определенным суффиксом. Так вот, пока я их выписывала, я нашла много интересных слов, которые никогда или почти никогда не встречала в речи. Это, например, такие: лауреатка, дипломатка, депутатка, инспектриса, председательница, нанимательница, правительница, предводительница. Как видите, это всё слова, обозначающие высокие (или высшие по сравнению с кем-то, как в случае нанимательницы) позиции в социальной иерархии. И такие слова очень редко употребляются. Но интересно, что они все же занесены в словарь, то есть официально считаются существующими в русском языке. А есть еще огромное количество названий профессий и видов деятельности, у которых нет кодифицированных (занесенных в словари) феминитивов. От того же режиссера и инженера до профессора и ученого (и конкретные научные и академические специальности: философ, математик, химик, а также все -веды и -логи). Феминитивы у некоторых из этих слов бывают, но только разговорные, фамильярные и обычно с негативным оттенком: директриса, физичка, шефиня (заметьте: физичка - это только учительница, но не та, кто занимается фундаментальной наукой, - для нее слова нет). Именно в этом качестве - в качестве шутки, подкола - я слышала и название самой себя - лингвистка. Но, надо сказать, только от одного своего преподавателя. Все остальные преподаватель_ницы называли нас - а в моей группе, замечу к слову, до 5 курса не было ни одного парня - только лингвистами.

Что же это значит? Почему так получается, что уборщицеможно быть женского рода, администратору - можно либо в шутку, либо «в плохом смысле», а ученому - вообще нельзя? Ответ очевиден. Потому что не женское это дело. Руководить. Наукой заниматься. Ишь чего выдумали. Именно эта мысль и закреплена в правиле важного директора Варениковой, придуманном вопреки интуиции носитель_ниц языка. Получается, что язык удивительно точно отражает обе формы гендерной сегрегации на рынке труда: как горизонтальную (есть «женские» сферы - непрестижные и связанные с «традиционно женским» обслуживающим трудом), так и вертикальную (система сопротивляется карьерному продвижению женщин - поэтому ассистентки и лаборанткибывают женского рода, а кандидаты и доктора наук - нет).

Многие женщины очень возмущаются, когда заводишь разговор о феминитивах. Они говорят, что феминитивы их профессий звучат оскорбительно (некоторые говорят о «неблагозвучности» - ее корень, конечно, тоже лежит в негативных оттенках значения). Я с этим и сама сталкивалась, когда моим основным занятием был перевод и я думала о том, как мне представляться. Назваться «переводчицей» - это как-то несолидно. Переводчица - это такая девочка на побегушках, которая важных дядь переводит на бизнес-переговорах (я ни в коем случае не хочу обесценивать труд людей, которые занимаются устным переводом, - просто воспроизвожу распространенные представления об этом труде). А вот переводчик - это серьезный человек. Профессионал. Я отношусь к своей работе и ответственно, и трепетно, я занимаюсь художественным переводом, работаю с научными и философскими текстами - как я могу назваться «переводчицей»?

Это, конечно, ярчайший пример вертикальной сегрегации. Поэтому я делала глубокий вдох и говорила: «я - переводчица». И знаете, быстро привыкла, и глубокий вдох уже не приходилось делать. Это был мой маленький вклад в реабилитацию труда переводчиц.

Пример с переводчицей показывает, что мрачное правило важного директора Варениковой имеет и обратную силу: мало того, что никто, кроме феминисток, не придумывает феминитивы для тех слов, у которых их раньше не было, но люди еще и довольно-таки массово перестают использовать вполне устоявшиеся и всем хорошо известные феминитивы. Мы читаем о том, что Александра Духанина - социальный активист (хотя при этом и участница лагеря «Оккупай Абай»), Ольга Романова - журналист иактивист, Маша Гессен - тоже журналист, Светлана Алексиевич - самый вероятный претендент на Нобелевскую премию и даже Юлия Сазонова - бывший мировой судья (хотя казалось бы, тут-то какие проблемы: слово судья - общего рода, достаточно было бы просто согласовать прилагательное). Получается, что несмотря на то что в русскоязычных обществах женщины давно и массово участвуют в производительном труде и общественной деятельности, быть журналисткой или активисткой для женщины как бы не совсем нормально. Лучше все-таки домохозяйкой. Или медсестрой.

Многие женщины еще говорят: я работаю не хуже мужчин, с какой стати мне называться инженеркой или операторшей? Конечно, в этом и дело: в обществе, в котором нам ежедневно, как открыто, так и подспудно, в том числе на уровне грамматики сообщается, что есть женские дела, а есть неженские, выбирать неженскую профессию - это очень тяжелый путь. Чем более «неженской» считается профессиональная область, тем больше давления на женщину, тем более открыто ее высмеивают, ее мотивацию ставят под вопрос и обесценивают («наверное, мужа искать пришла?»), ее работу оценивают строже, чем работу коллег-мужчин. Конечно, многие женщины устают от этой бесконечной борьбы и поэтому стремятся «слиться» с мужским ландшафтом. Назваться словом женского рода в таких условиях значит прямо назвать свою стигму (клеймо социального неодобрения и презрения), открыть возможность для прямого разговора о ежедневной дискриминации и унижениях. Если у нас есть только программисты, то все вроде как ровненько и хорошо. Если же наряду с программистами появляются программистки, то можно задаться вопросом: каково соотношение зарплат у программисток и программистов (статистика Росстата сообщает нам, что в среднем на одинаковых должностях и при одинаковом объеме обязанностей женщины получают на 37% меньше мужчин)? Кто выполняет больше работы, кто работает эффективнее: программистки или программисты? Кого чаще увольняют или сокращают: программисток («вечно они на больничном с детьми сидят, а если еще не родили, то все равно родят скоро») или программистов (а от отцов работодатель_ницы не ожидают большого участия в заботе о детях)? Кого быстрее повышают в должности, а кому отказывают («он же мужчина, ему семью кормить, а ты подожди»)? Наконец, кто и со стороны кого подвергается сексуальным домогательствам на рабочем месте?

Проблема программисток и программистов поднимает еще одну проблему - общего мужского рода во множественном числе. Если тех же переводчицу или писательницу в единственном числе, пусть и со скрипом, но еще можно допустить, то разнополую группу положено называть словом мужского рода. Так и получается, что в вузах работают преподаватели и учатся студенты, на предприятиях - сотрудники и работники, в школах - учителя и ученики, в государстве - граждане и жители и так далее. В результате картинка производительного труда и вообще общественной жизни остается картинкой чисто мужского мира. Женщины приучаются применять фантазию и узнавать себя в словах мужского рода, которые по всем законам естественного функционирования языка не могут к нам относиться.

Характерно, что никто не ожидает от мужчин, что они будут узнавать себя в словах женского рода. Муж моей сестры со смехом показывал мне свое рабочее удостоверение, где стояли его имя, фамилия и должность: «медицинская сестра». Ну понятно, официальные перечни должностей строятся на гендерной слепоте, поэтому все должности называют в традиционной форме - мужской. Но в случае медсестер и медбратьев традиционной формой оказалась как раз женская. И всем смешно, когда медбрата называют медсестрой. Если бы мужской и женский род были симметричными категориями, то точно так же смешно было бы, когда журналистку называют журналистом. Но эти категории несимметричны. «Общий мужской род» означает невидимость женщин, замалчивание и обесценивание их труда и достижений.

Еще более серьезную проблему представляет невидимость транс*людей (звездочка в данном случае указывает на расширительный смысл, то есть на всех, то не вписывается в конструкцию двух полов и двух гендеров). О женщинах хотя бы говорят, а о тех, кто выпадает из дихотомии (разделения надвое), не говорит почти никто. С точки зрения циснормативной лингвистики, одушевленные существительные могут быть либо мужского, либо женского рода. Но как говорить о людях, которых невозможно отнести ни к одному из двух «биологических полов»? Потому, что их анатомия и физиология лежит вне дихотомии (интерсексы), или потому, что они отвергают приписанный им при рождении «пол» и идентифицируют себя с противоположным (трансгендеры), или с обоими (бигендеры), или ни с одним из двух (гендерквиры)? У нас есть средний род, и некоторые гендерквиры говорят о себе в среднем роде, согласуя прилагательные и глаголы, но как быть с названиями профессий? Есть слова общего рода (судья, коллега), но их не так много.

Еще в ответ на утверждения, что в нашем языке что-то очень сильно не так, если для него видимы только цисгендерные мужчины, я часто слышала, что это ведь такая мелочь, зачем уделять этому столько внимания, лучше бы вы, феминистки, делали то-то и то-то (у советчи_ц всегда наготове длинный список безотлагательных проблем, которыми, по их мнению, феминисткам следует заняться). На это возражение у меня есть несколько ответов. Во-первых, вся лингвистика занимается мелочами. В этом ее суть. Изучение гендерной (не)чувствительности в языке - не менее достойная научная тема, чем описание разнообразных значений предлогов при и кили измерение длины пауз в устной речи. Во-вторых, если это такая мелочь, то начните говорить претендентка вместо претендент и закройте для себя эту тему. В-третьих - насчет того, чем следует заниматься феминисткам, - поймите, что феминистки существуют не для того, чтобы делать вам красиво или удобно. Каждая феминистка занимается тем, что ей интересно, что ее волнует и что она умеет. Если вы видите какую-то проблему, которую считаете самой насущной - флаг вам в руки, активизм - широкое поле, тут места хватит всем.

Я здесь ничего не сказала о том, как именно решать проблему невидимости в русском языке женщин и вообще всех, кроме цисгендерных мужчин. Об этом я напишу отдельный текст.